- Какой последний и самый ключевой ингредиент? – спросил Блейк.
На этот раз ответ вспомнился легко, потому что вещество это используется практически во всех ритуалах черной магии.
- Свежая кровь невинно убиенного человека. Собранная руками ведьмы.
Мы не защищали людей, не смотрели на себя как на охранников всего человечества. Не было смысла брать на себя такую непосильную ношу. Людей было много. В отличие от нас. Они много раз оказывались на грани вымирания, и все равно их история продолжалась. Поразительная выживаемость. Они справлялись и без нашего вмешательства. Но когда мы могли прийти на помощь, то делали это. И все выше сказанное было важно по одной простой причине: кровь для ритуала должна была быть не просто свежей, она должна была быть теплой. Той же температуры, что и кровь, текущая по венам живого человека. Это означало только одно – ведьма где-то держала еще живого пленника, которому вот-вот собиралась перерезать горло.
- Ох, черт! – схватилась я за голову. – Она сегодня кого-то убьет!
Блейк оглянулся назад. К нам медленно подрулили недавние сопровождающие, аккуратно припарковались и моторы в минивэнах затихли.
- Значит, так, Кьеллини, - собранно и очень четко начал директор. Я вспомнила, как он в составе спецгруппы выслеживал и выманивал нас с сестрой. Сейчас ситуация была очень похожей. Вот только в этот раз… я была на его стороне. – Ты пойдешь к дому ведьмы. Твоя задача – проверить, сможем ли мы попасть внутрь.
Моё лицо непроизвольно вытянулось.
- Почему я?
- Потому что из всех нас, - Блейк кивком головы указал на рядом стоящие авто, из которых до сих пор никто не вышел. Кто бы ни сидел внутри, они предпочитали не высовываться, - ты самая неприметная. И не вызовешь подозрения. По крайней мере, не в первые пять минут.
- Ага, конечно, - скептично скривилась я. – Не вызову! Мы с ведьмой виделись в магазине буквально пару часов назад! Думаете, она не удивится, обнаружив меня на своем пороге?
- Возможно, удивится, но для нас главное, чтобы она удивилась не сразу, - Блейк потянулся к заднему сидению, где он оставил фирменные пакеты из торгового центра, пошуршал там упаковочной бумагой и кинул мне на колени сперва темно-бордовое платье из тонкой шерсти, потом черный берет и сверху… светлый парик.
- Серьезно? – я взялась двумя пальцами за гладкие локоны и подняла парик перед собой. – Думаете, у дамочки настолько плохая память, что она не запомнила лицо недавней покупательницы?
- Не запомнила, - отрезал Блейк, продолжая копаться в чем-то, развернувшись назад. – Потому что смотрела не на тебя, а на меня.
- Вы заранее всё знали и всё спланировали! - я была зла как черт.
- Да, - не стал препираться и отрицать очевидное мой наставник. – Ты переоденешься, подойдешь к двери, позвонишь в звонок и, когда тебе откроют, сделаешь все, чтобы тебя впустили в дом. Но, как только войдешь, сразу выйдешь обратно, поняла? Мне плевать, что ты скажешь, но ты должна провести там меньше минуты. И ни в коем случае не дать двери захлопнуться.
- Но зачем такие сложности? – я все еще изучала парик. Следовало признать, он был качественным. Я вообще успела заметить, что Блейк на дешевые вещи не разменивался.
- Некоторые ведьмы, особенно принадлежащие к древним родам, предпочитают защищать свои жилища от таких, как мы. Если Эста поступила так же, то в дом мы не попадем, а при попытке войти штурмом обнаружим себя раньше времени, - пояснил директор, повернулся, наконец, обратно и протянул мне очки. На вид они казались обычными, вроде тех, которые носят при проблемах со зрением, но водрузив их на нос и взглянув на директора, я с трудом удержалась, чтобы не взвизгнуть как девчонка.
Хоть я и была девчонкой, но визжать как девчонка не имела права.
Пусть даже сейчас мне очень-очень захотелось повизжать.
Старший нефилим светился голубым цветом. Ярко-ярко, так, что хотелось закрыть глаза и не смотреть. Сквозь очки я практически не могла различить его черты, видела лишь силуэт и чуть более темные пятна в области глаз, рта, носа и сердца. Это было похоже на картинку, выдаваемую инфракрасной камерой, лишь с тем исключением, что прозрачные линзы в немодной оправе как будто бы умели показывать лишь оттенки сине-голубого.