Но я боролась.
Наклонившись, кое-как подняла сестру, намереваясь закинуть её себе на плечо, использовав тот же прием, что и при упражнении со свободными весами. Почти достигла равновесия, что было гораздо труднее, чем при работе со штангой, и тут в затылок вонзилась такая боль, что белая вспышка застила мир, зрение пропало, сузившись до одной узкой линии, а после исчезла и она.
А вместе с ней потухло и мое сознание.
Очнувшись, некоторое время лежала в темноте, прислушиваясь к собственному размеренному дыханию и зачем-то мысленно считая.
Раз, два, три, четыре, пять.
Я снова и снова повторяла про себя счет как мантру, не понимая, зачем, но четко ощущая в этом потребность, пока не сообразила, что нахожусь в незнакомой комнате, куда пришла не своими ногами.
Резко поднялась с теплой, мягкой постели, откуда выбираться не хотелось вовсе, такой уютной она была. И сразу же со стоном схватилась за голову, цедя ругательства сквозь зубы.
Прошлась ладонью от макушки к затылку, и с удивлением нащупала… огромную шишку, которая была такого размера, будто мне под кожу запихнули мячик для бейсбола.
- Вам не стоит сейчас так резко двигаться, - раздалось в тишине. Следом послышался шелест бумаги. – И предвосхищая вопросы, скажу сразу, с вашей сестрой все хорошо. Её реанимировали, сейчас она находится под наблюдением специалистов. Жизни принцессы ничего не угрожает.
Его слова донеслись до меня словно сквозь вату, которой зачем-то набили мои уши, но я все поняла и благодарно вздохнула.
С меня будто бы столкнули неподъемную плиту.
В голове билась одна-единственная мысль, звучащая голосом отца «чтобы ни случилось, спаси её».
- Сколько я была в отключке? – прохрипела чужим, грубым голосом.
- Почти сутки, - сообщил директор. – Сейчас уже вечер.
- Ох…
Рискнув свалиться с приступом мигрени, я повернула голову и увидела Блейка.
Он сидел в кресле с видом истинного англичанина – элегантного, собранного, умного и сосредоточенного на чтении свежей прессы.
Рядом с ним на столике горела лампа под плотным абажуром, придававшем искусственному свету красноватый оттенок. Здесь же стояла чашка ароматного травяного чая.
Ну, прям олицетворение британской элиты.
- Вниз – с презрением, вверх – с восхищением, - игнорируя першение в горле, проговорила я.
- Не пойму, о чем вы, - деланно вежливо отозвался Блейк, не отрывая взгляда от передовицы газеты, которую держал перед собой. Красивые чуть вытянутые ладони, широкие запястья, сильные руки – почему-то взгляд цеплялся именно за это.
- Мой дедушка так говорит, - пояснила я, продолжая глядеть на директора и думая о том, что сейчас он выглядит непривычно. Слишком мягко, слишком уютно. Возможно, так действовала на меня обстановка окутанной приятным полумраком комнаты, а возможно…
Возможно я просто тронулась умом.
Я столько раз получала по голове, что это было бы не удивительно. А скорее даже предсказуемо.
- Он говорит, что вы, британцы, смотрите на всех, кто ниже вас, с презрением, а на всех, кто выше – с восхищением.
- Ваш дедушка, видимо, очень хорошо разбирается в представителях моей нации, - не выражая вообще никаких эмоций проговорил директор.
И перевернул страницу газеты.
- Возможно, - неопределенно пожала я плечами. – Он называет вас исключительно англосаксами и просто терпеть не может. Говорит, что в вашей стране до сих пор царят землевладельческие порядки, потому что именно те, кто владеют землями, имеют в обществе наибольший вес. Еще он считает, что типичный англичанин – это сельский житель, оградившийся от всех, кого он считает ниже себя по статусу, и чьи основные достоинства сводятся к везению. Везению родиться в правильной семье.
- Моя семья самая обычная, мисс Кьеллини, - сдержанно ответил Блейк, аккуратно складывая газету вдвое и убирая на полку позади себя. – Если вас это интересует. Мы не владеем ни бизнесом, ни загородными поместьями. В отличие от вашей семьи.
Я, все еще держа руку у головы, поморщилась.
- А что не так с моей семьей?
Намечалась странная тенденция, которую трудно было не заметить, ведь все, кому не лень тыкали меня носом в родственников.