Что, черт побери, он делает?
Разум завопил, требуя оттолкнуть его руку, требуя сказать ему, чтобы он никогда впредь не смел к ней прикасаться, но у тела были свои идеи на этот счет. Соски затвердели так, что пришлось сжать зубы.
Предательские соски.
Сердце бешено стучало у Гермионы в груди. Прошло по меньшей мере полминуты. Никто из них не сказал ни слова, только рука Поттера, продолжая нежно поглаживать, сползла на бедро. Единственными звуками в звенящей тишине зала были их дыхание и приглушенный шум города внизу.
— Развернитесь, мисс Грейнджер.
Негромкий голос Поттера нарушил молчание, и Гермиона выпрямилась, глядя прямо перед собой. Затем медленно развернулась. Его рука, скользнув по телу, опустилась ей на бедро. Она чувствовала широкую мужскую ладонь — от кончиков пальцев на крестце до большого пальца, упирающегося в мягкую кожу над тазовой костью. Опустив глаза, Гермиона встретилась с ним взглядом. Поттер напряженно посмотрел на нее.
Она видела, как поднимается и опадает его грудь, как дыхание становится все глубже. На резко очерченной челюсти дрогнул мускул. Его палец начал двигаться, медленно скользя взад и вперед, а взгляд не отрывался от её лица. Поттер ждал, что она его остановит. У Гермионы было вполне достаточно времени, чтобы оттолкнуть его или просто развернуться и уйти. Но прежде чем как-то отреагировать, ей надо было разобраться с кипящей в груди бурей эмоций. Она давно перестала чувствовать что-то подобное, стараясь убить в себе желание, и никак не ожидала, что спустя пять лет все вернется, лишь приправленное чувством ненависти. Так он её достал за последние месяцы. Ей хотелось отвесить ему пощечину, а затем притянуть к себе за отворот рубашки и лизнуть в шею.
— О чем ты думаешь? — прошептал он.
В его глазах насмешка мешалась с беспокойством.
— Я все еще пытаюсь это осознать.
Не отводя взгляда, он начал опускать руку. Его пальцы, пробежав по бедру, коснулись края юбки. Подняв подол, он погладил резинку и кружевной край чулка. Длинный палец скользнул под тонкую ткань и легонько потянул ее вниз. Гермиона резко вдохнула, внезапно ощутив, как внутри все плавится.
Как она могла допустить, чтобы тело так реагировало?
Ей все еще хотелось ударить его, но намного сильней хотелось, чтобы он продолжал. Между ног волной растекалась слабость. Тем временем Гарри Поттер засунул руку под резинку её трусиков. Она почувствовала, как его палец ласкает нежные створки, прежде чем протиснуться внутрь. Гермиона прикусила губу, стараясь — безуспешно — сдержать стон. Когда она взглянула на Поттера, то увидела, что у него на лбу выступили капельки пота.
— Черт, — тихо прорычал он. — Там так влажно.
Он закрыл глаза и, кажется, отдался той же внутренней борьбе, что и Гермиона. Покосившись вниз, она обнаружила, что мягкая ткань его брюк натянулась. Не открывая глаз, он вытащил палец и смял в кулаке тонкое кружево трусиков. На его лице отчетливо читалась ярость. Он весь дрожал.
А затем одним быстрым движением Поттер сорвал тонкие трусики… В тишине зала явственно послышался треск рвущейся ткани.
Грубо ухватив за бедра, он посадил её на стол и раздвинул ей ноги. Она невольно застонала, когда его пальцы, вернувшись, скользнули между ног и снова погрузились внутрь. Гермиона остро презирала этого волшебника, но тело её предало: хотелось большего, хотелось, чтобы он продолжал. И он был хорош, хотя его прикосновения не были любящими и нежными. Перед ней стоял мужчина, привыкший получать то, чего он желает. К этому он привык с самого детства — с тех пор, как отразил Аваду и пусть ненадолго, но уничтожил Волдеморта. А в эту секунду он желал Гермиону, впрочем, он желал её давно. Вот только она не хотела становиться очередной подстилкой… но прямо сейчас ничего не могла с собой поделать.
Поттер продолжал наращивать темп движения пальцев. Склонив голову на плечо, она оперлась на локти, чувствуя быстрое приближение оргазма.
К собственному ужасу, Гермиона даже проскулила:
— Ох, пожалуйста.
Перестав двигаться, он вытащил пальцы и сжал руку в кулак. Сев прямо, Гермиона вцепилась в шелковый галстук Поттера и рывком приблизила его лицо к своему. Его губы были также совершенны на вкус, как и с виду — твердые и мягкие одновременно. Её еще никогда не целовали так: чувствуя каждый изгиб, каждый уголок и каждое игривое движение языка, заставляя почти что терять рассудок.
Гермиона прикусила его нижнюю губу, а тонкие руки потянулись вниз, к его брюкам, и быстро выдернули ремень из петель.
— Надеюсь, ты готов закончить то, что начал.
Он низко и сердито зарычал и, схватив её блузку, рванул. Серебряные пуговицы испуганно раскатились по длинному столу. Его ладони обхватили упругую грудь, пальцы заскользили по напряженным соскам, а томный взгляд по-прежнему не отрывался от её лица. Его крепкие мужские руки были жестки — они почти причиняли боль, но вместо того, чтобы вздрогнуть или отпрянуть, Гермиона вдавилась грудью в его ладони. Ей хотелось еще, еще сильней, еще жестче. Хотелось ощутить его в себе так, как она мечтала с самого четвертого курса, когда случайно забрела на восьмой этаж, где он без рубашки отрабатывал движения гриффиндорским мечом.
Зарычав, он сжал пальцы. Промелькнула мысль, что могут остаться синяки, и на какой-то ужасный миг она поняла, что хочет этого. Она хотела хоть как-то запомнить это ощущение: когда тело полностью покоряется своим желаниям, отбросив всяческие условности и предрассудки.
Наклонившись, он легонько куснул её в плечо и прошептал:
— Ах ты, маленькая шалунья.
Гермионе так не терпелось оказаться поближе к нему, что она с удвоенной скоростью задергала молнию у него на ширинке, напрочь забыв о том, что она волшебница и может применить магию. Спустив с него штаны и боксеры, она сильно сдавила освободившийся член, чувствуя рукой, как он пульсирует.
То, как Гарри Поттер прошипел фамилию — «Грейнджер», — должно было вызвать у Гермионы яростную дрожь, но сейчас она ощущала лишь одно: чистое, неразбавленное желание. Он до конца задрал ей юбку и повалил на стол. Прежде чем она успела сказать хотя бы слово, он схватился за ее лодыжку, взял в руку член и, подавшись вперед, вонзил его до самого основания.
У неё даже не осталось сил, чтобы ужаснуться собственному громкому стону, — ничего лучше она в жизни не испытывала — просто запредельно прекрасно. Идеальное соотношение нежности и грубости.
— В чем дело? — прошипел он сквозь стиснутые зубы, резко двигая бедрами и глубоко всаживая свой природный меч. — Тебя никогда раньше так не трахали? Ты не была бы такой неприступной фифой, если бы тебя оттрахали как следует.
Какого дракла он о себе возомнил?
И почему её так заводило то, что он прав? Один-единственный опыт вряд ли можно было назвать удачным, да и вообще как-то называть.
— Бывало и получше, — уколола она, прохрипев слово между резкими рывками.
Он рассмеялся, тихо и язвительно.
— Посмотри на меня.
— Нет.
Она уже почти добралась до вершины наслаждения, но тут он резко остановился и сделал шаг назад.
Неужели он так её и оставит?
Нет.
Схватив за руки, он рывком поднял Гермиону со стола. Его губы прижались к её рту, язык ласкал небо и зубы.
— Посмотри на меня, — повторил он сдавленно.
И теперь, когда он больше не был в ней, она наконец-то смогла это сделать. Поттер медленно моргнул. Длинные темные ресницы коснулись щек. А затем он сказал:
— Попроси меня, чтобы я дал тебе кончить.
Неверный тон. Это прозвучало почти как вопрос, но слова выдавали его, чертова подонка, с головой. Гермиона хотела, чтобы он дал ей кончить. Больше всего на свете. Но будь она проклята, если когда-нибудь о чем-то попросит его, не после того, что он сделал перед битвой и после нее, не после пятилетнего молчания, не после этих отвратительных девяти месяцев.
Презрительно сощурив глаза, она процедила:
— Мистер Поттер, вы настоящий говнюк, — так она часто называла его в школе.