Дух, который постоянно рефлексирует о противоречии в вещи, должен сам быть вещью, если он необходимым образом строит эту вещь по форме противоречия. Истина, которая в идеалистической диалектике формулируется относительно всякого единичного как в своей единичности неистинного, является истиной целого; если истина не осмысляется заранее, то диалектические шаги, процедуры и этапы теряют мотивацию инаправление.
Против этого можно возразить следующее: объект духовного познания "в себе" (an sich) является в высшей степени реальной, антагонистической системой не только благодаря своей опосредованности по отношению к познающему субъекту, который и открывает себя в этом опосредовании. Принудительное "сочинение" реальности, которую идеализм спроецировал в сферу субъекта и духа, можно развернуть в обратную сторону. С точки зрения идеализма лишним является допущение, что объективные детерминанты духа, общества, с таким же успехом - совокупность субъектовсутьто же, что и их отрицание. В такой негации они непознаваемы, бессильны и безвластны; именно поэтому отрицание так отчаянно объективно, а понятие (как и идеализм в своей позитивности) недооценивает его. Система не является системой абсолютного духа; система зависит от всех тех, кто ею распоряжается,ктоникогда не сможет узнать, насколько эта система является системой их самих. Субъективная преформация материального общественного производственного процесса, принципиально отличающегося от теоретической конструкции, составляет его неразложимое (Unauflste), то, что не примиряется с субъектами. Их собственный разум, который бессознательно, наподобие трансцендентального субъекта, посредством обмена создает тождество, остается чем-то несоизмеримым для субъектов, разум они приводят к единому знаменателю: субъект оказывается врагом субъекта. Предшествующая всеобщность как истинна, так и неистинна: истинна, потому что она образует тот "эфир", который Гегель называет духом; неистинна, потому что ее разум ещеrieявляется таковым, ее всеобщность -этопродукт частных интересов. Поэтому философская критика тождества выходит за границы философии. То, что этот выход требует чего-то, что не укладывается в рамки тождества (по терминологии Маркса, выходит за рамки потребительной стоимости) - означает, что жизнь должна продолжаться - даже в рамках господствующих производственных отношений. Это и есть невыразимое Inneffabile утопии. Утопия путается в том, что было обещано; что она не может реализовать сама по себе. В отношении конкретной возможности утопии диалектика есть онтология ложного, неистинного положения дел. Истинное положение дел в системе, равно как и в противоречии, далеко не свободно от властиутопии.
Понятие расколдовано
Философия, гегелевская в том числе, заступается за универсальную оговорку; суть этой оговорки - принудительно используя понятия в качестве материала, философия наполовину обречена на идеализм. Действительно, никакая философия, даже мягкий вариант эмпиризма, не в состоянии притянуть за волосы facta bruta и представить их как случаи из анатомии или физические эксперименты; философия не сможет вставить единичные вещи в текст, хотя отдельные картины манят, прельщают лживыми обещаниями. Доказательство вегоформальной всеобщности воспринимает понятие в той мере фетишистски, в какой оно фетишистски самоосуществляется, там где понятие является самодостаточной целостностью (Totalitt), с которой философское мышление ничего не может поделать. Все понятия, в том числе и философские, приближаются к непонятийному, являясь моментами действительности, которая (прежде всего ради целей овладения природой и освобождения от нее) принуждает эти понятия образовывать. То, как представляет себя изнутри понятийное опосредование, - есть преимущество его сферы, за пределами которой все неизвестно, и понятие нельзя подменять тем, чем оно является an sich. Видимость самости, в себе существующего (Ansichseiende) это опосредование приобретает благодаря движению, высвобождающему его из действительности, в которую оно со своей стороны заложено. Необходимость оперировать понятиями не должна превратиться для философии в добродетель приоритета понятий; и наоборот, из критики этой добродетели не может быть выведен приговор философии. Сознание, что понятийная сущность философии не является, несмотря на ее неизбежность, абсолютным в философии, еще раз опосредовано самим качеством, свойством быть понятием - и это вовсе не догматическая, далеко не наивная реалистическая мысль. Понятия, как, например, понятие бытия в начале гегелевской логики, обозначают сначала эмфатически непонятийное; они мыслят, как говорил Ласк, за своими собственными пределами. Понятия не удовлетворены собой, хотя и заключают в себе непонятийное - свой собственный смысл, в тенденции приравнивая себе непонятийное и тем самым оставаясь в своих собственных границах, - вот что составляет смысл понятий. Содержание понятий является как имманентным - в качестве духовного, так и в качестве оптического - им трансцендентным. Самосознание этого позволяет понятиям освобождаться от фетишизма. Философскую рефлексию оберегает понятное в понятии. Иначе понятие, в соответствии с приговором Канта, было бы пустым, в конце концов, не более чем понятием о чем-то, и потому ничтожным, ничем,пустотой.