Смотреть на происходящее с трибуны было вполне интересно. В какой-то момент Крам наткнулся на боггарта, тогда как Седрик столкнулся с выращенными Хагридом соплохвостами. Премерзкие, по мнению Гарри существа. А затем уже Флёр отличилась, забрела в какую-то довольно странную на вид аномалию и лишь секунд через тридцать Гарри сообразил, что она восприятие верха и низа меняет, а также право и лево, и это всё притом, что физически ты всё ещё на земле. Но ничего, девушка выбралась. А там уже и до центра рукой подать. Правда, пришлось пободаться со сфинксом, что в свою очередь привело к тому, что с другого конца к кубку выскочил очумевший от напавшего на него акромантула Диггори. Гонка в итоге вышла эпичной, а победила дружба, ибо коснулись они кубка одноврѣменно. И столь же одноврѣменно к началу лабиринта переместились.
— А вот и наш победитель, но что это, не может быть, дамы и господа, их двое. Похоже, что чемпионы Хогвартса и Шармбатона схватились за кубок одноврѣменно, — и спустя минуту, за которую судьи что-то проверили, продолжил: — Да, всё так и есть, дамы и господа, у нас два полноправных победителя. С чем мы их собственно и поздравляем. Небывалое для данного турнира происшествие, и тем не менее.
Тем врѣменем с судейской трибуны спустился заменивший в этот раз Перси Уизли Фадж и чинно поздравил вначале Диггори, а затем и Флёр. С призом, правда, вышла заминка. Из-за чего вручили его лишь на следующий день. Ну да и ладно, ведь главным было не это. Радующаяся своей победе Флёр вначале пожала руку своему раздѣлившему с ней первое место оппоненту, а затем и вышедшему к ним самостоятельно Краму.
Так и закончился турнир. А с ним и четвёртый курс. И как гром среди июньского, не имеющего и единого в тот день облачка неба, все с изумлением узнали о том, что директор Каркаров зачем-то своих студентов тут в одиночестве бросил. Произошло это на следующий после окончания турнира день. И повергло всех, включая французскую дѣлегацию, в ступор. Ведь ничего, что бы хоть как-то такое его поведение оправдывало, не происходило. Не считать же за оправдание то, что его чемпион проиграл.
Тот же вечер, на другом конце Англии
— Все готово, хозяин.
— Пора… — изрёк ледяной, раздавшийся из находящегося на руках у стоящего перед огромным каменным котлом человека свёртка, голос. И тот бережно опустил его содержимое в, на данный момент совершенно прозрачную, жидкость. После чего на миг замер, и как будто бы собравшись с мыслями, продолжил:
— Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына! Плоть слуги, отданная ддобровольно, оживи хозяина его! — Ккровь недруга… взятая нассильно… воскресиии… врага своего! — вначале на одном тоне, но затем, как и в далёком теперь уже девяносто первом, всё сильнее заикаясь произнёс тем не менее и на йоту не отступивший от ритуала Квиринус Квиррелл. Одноврѣменно безстрастно и в то же врѣмя с каким-то непередаваемым выражением, затаившимся где-то в самой глубине глаз наблюдая за тем, как зелье в строгости соответствуя описанию, становится вначале голубым. Затем красным, а после того, как в него была добавлена вылитая из подозрительно напоминающей пробирку для анализов алая жидкость, как и положено побелело.
Котёл кипел, сверкающие искры летели во все стороны, от их слепящего блеска всё вокруг погрузилось в непроглядную черноту. Ничего не происходило… но несколько мгновений спустя искры погасли, из котла взметнулся столб белого пара, он становился все гуще. Пока наконец не затопил всё, что его окружало. И минуту спустя над старым кладбищем раздалось спокойное:
— Одень меня, — произнёс получивший, теперь уже собственное, тело некогда получивший имя Том Марволо Реддл. Более известный как Лорд судеб или же Волан-де-Морт.
И как только его приказ исполнили, не без интереса принялся за осмотр.
Вышло, надо было признать, не так уж и плохо. Скорее даже вполне себе ничего так. Но в отсутствии зеркала опредѣлиться было не так чтобы просто. И тем не менее, глазам его предстали вполне себе человеческие, пусть и неестественно белые, зато пятипалые, с длинными, опять-таки вполне себе человеческими пальцами, руки. С ногами тоже всё в порядке было. Как и с ростом, если оценивать его, опираясь на высоту надгробий, то что-то около ста семидесяти, ста восьмидесяти. Но вот налюбовавшись вновь созданным собой, мужчина, а это был именно он, ибо все признаки, положенные этому, у него так же имелись, несколько зябко поёжился от пробивающего его, не по-июньски прохладного ветерка. Опустив свою руку в карман накинутой на него верным слугой мантии, вытянул оттуда столь знакомую ему, верой и правдой служащую ему волшебную палочку. Нежно погладил её, а потом поднял и направил на тихо сбившегося в комок Квирелла.