Утром машина Павла Евгеньевича стояла у подъезда жилого дома, где жила Таня, в Старо-Монетном переулке, что рядом с Полянкой.
— Доброе утро. Садитесь, подвезу в университет.
— Зачем? Спасибо. Я так доберусь, — Таня была растеряна.
— Садитесь, садитесь, у меня куча свободного времени. Узнал ваш адрес в деканате и решил заехать. Что снимаете? Квартиру?
— Что вы, квартиру! — улыбнулась Таня. — Комнату, конечно.
— Ну садитесь, — уже приказал он, и она повиновалась, села, захлопнула дверцу.
Поехали. Молча.
— Сколько до диплома осталось? — наконец спросил он.
— Полгода.
— Тяжело приходится?
— Ничего, крутимся-вертимся, — она опять улыбнулась. — Работать начну, сразу легче будет, правда?
— Не знаю, — усмехнулся он. — А сейчас разве не работаете?
— Подрабатываю, — смутилась Таня. — Сторожихой на автобазе. Заниматься можно. Особенно по ночам. И сына с собой можно брать. Сутки отдежурила, двое свободна, очень удобно. Не верите?
— К сожалению, нет.
— И зря! Очень удобно.
— Вы по какой теме диплом пишете?
— Некоторые проблемы вечной мерзлоты при бурении глубоких скважин и сейсморазведке.
— Вечномерзлотник, значит? И работать, конечно, на Север поедете?
— А что?
— Ничего. Суровые вас ждут испытания, — он опять усмехнулся.
— Ох, не пугайте, я уже пуганая.
— Не пугаю. Просто знаю. Я в Заполярье по вечной мерзлоте десять лет ломал. Еще пять — в Тюмени. Так что не треплюсь, знаю.
— А теперь решили чистой наукой заняться?
— В геологии чистой науки нет. Просто пригласили почитать курс, поделиться, так сказать, богатым личным опытом. А если серьезно, я геолог-бродяга. Таким и умру, — он в третий раз усмехнулся.
Вечером его машина стояла у главного входа в МГУ.
Таня распрощалась с подругами, побежала к автобусной остановке, когда ее окликнул Павел Евгеньевич:
— Карета у подъезда, мадмуазель!
— Послушайте… — начала было Таня, но он взял ее за руку и повел к машине.
— Потом ругаться будете, потом. Дома сын голодный ждет. И вообще, с начальством ругаться не советую, может вредно отразиться на вашем будущем.
И Таня опять повиновалась, села в машину. Ехали почти все дорогу молча. Только в самом конце он сказал, будто отрапортовал:
— Мне, Таня, сорок два года. Воевал. Был женат. Жена умерла сразу после войны. С тех пор живу один. Мать умерла в войну, отец и брат погибли на фронте, — он улыбнулся и вдруг добавил: — Имею правительственные награды.
— А это зачем? Про награды?
— Так, к слову, — он весело посмотрел на нее. — У меня медаль «За отвагу» есть.
— Ну и что?
— Чтоб вы поняли, что я ничего не боюсь. И вас тоже.
Она подошла к даче, толкнула калитку. Заперто. Окна в доме светились. Прислушалась. Из дома еле слышно доносилась музыка. Татьяна постояла, потом неуклюже полезла через забор. И упала прямо лицом в снег. Поднялась с трудом и пошла по утрамбованной тропинке к дому.
На даче дым стоял коромыслом. Совершенно одинаково одетые, в джинсы и свитера, танцевали двое парней и две девушки. Стол в гостиной был заставлен бутылками, на тарелках — остатки еды, раскрытые консервные банки, нарезанная толстыми ломтями колбаса, сыр, яблоки, апельсины.
Татьяна стояла в дверях, смотрела, а ее никто не замечал. Гремел магнитофон, что-то выкрикивали танцующие, на диване обнимались и целовались еще двое, нисколько не смущаясь присутствием посторонних. А Виктор с какой-то девушкой стоял возле камина, курил и что-то говорил. Еще один длинноволосый парень спал за столом, уронив голову прямо в тарелку.
Татьяна не сводила глаз с Виктора, а тот не замечал ее. Вот Виктор обнял девушку одной рукой, притянул к себе и стал целовать в губы. А в другой, отставленной в сторону, дымилась сигарета.
И тогда мать шагнула из прихожей в гостиную, выключила магнитофон. Поначалу тишина всех оглушила.
— Какой идиот выключил магнитофон? — резко спросил Виктор, а когда обернулся, увидел мать.
— Сию минуту все вон, — приказала Татьяна. — Немедленно!
Некоторое время все стояли словно оцепенев.
— Но мы ничего такого не делали, — обиженно протянула девушка, которую целовал Виктор.
— Концерт окончен! — сказал парень, целовавшийся на диване. — Мочалки, собирайте пожитки! — И потянул свою девушку за руку к выходу.
— Что за манера заставать людей врасплох? — обиженно тянула девушка, идя вслед за парнем.
Растолкали пьяного, спавшего за столом. Он упирался, что-то мычал. Его с трудом вывели. Скоро все гости одевались в прихожей, перешептывались, хихикали. В комнате остались Виктор и мать. Он курил и смотрел в сторону.