Уставившись в мертвый зрачок фонаря, Глеб пытался анализировать, почему ему сейчас так тоскливо. Думал о том, что тоска тоже бывает разной. Есть даже ее "светлая" разновидность. Например, когда видишь вдали недоступные тебе сверкающие вершины. Осознаешь, что не совершить уже тебе восхождения. Не осталось для этого ни сил, ни отпущенного природой времени. Но все-таки вершины есть, и отблески отраженного ими света падают на твое приземленное существование. Иное дело, когда перед глазами лишь две полоски металла и несколько квадратных метров рассыпного щебня, а вокруг черная стена. Пустота и замкнутость в одном флаконе!
За окном пошел дождь. Мелкий моросящий холодный. О последнем можно было лишь догадываться, но в это время теплых дождей не бывает. Они остались там, в солнечной неге и зеленом буйстве июля. А сейчас за окном хозяйничала поздняя осень.
Унылое время! Но в природе все бежит по кругу. Как бы не рыдала холодным дождем осень, не щерился колючей метелью февраль, весна неизбежно настанет. А вот человеку путь только в один конец. Юность, где отчаяние и радость смешались, словно яркий солнечный свет с промозглым мартовским ветром, сменяет зрелость, похожая на входящее в силу лето. Но не успел оглянуться, а на горизонте уже тихая грусть одетого в багрянец леса. Поля пусты, урожай собран. Что посадил то и собрал. А под завязку и тем, кто много успел, и тем, кто попусту тратил время, лишь холодный дождь, да зима, за которой уже ничего не будет.
"Кто и зачем вырвал нас из циклов природы?! В насмешку дал осознать свою исключительность, чтобы тут же ткнуть в прах, из которого вышли. Наделив разумом, заставил непрестанно заполнять его жвачкой мыслей. И допустил чтобы, подобно свинье, эта ненасытная утроба подрывала корни дерева Веры, защищавшего своими ветвями предков..."
Обычно Глеб гнал подобные мысли. Днем прятался от них за делами. Вечером глушил трескотней политических шоу, заливал мыльной пеной сериалов. Теперь же, лишенный привычный защиты, словно зажатый в углу ринга боксер, вынужден был отбиваться на узком клочке очерченного фонарем пространства.
Дождь набирал силу. Мелкие бусинки капель покрыли стекло, тонкой сеткой висели над рельсами и щебнем. Поезд продолжал стоять, и уже не верилось в то, что он когда-нибудь тронется с места. В голову опять лез страх, что это и есть пункт конечного назначения. И не будет уже ничего, кроме фонаря под железным колпаком, мелкой крошки щебня, мокнущих под дождем рельсов.
Последователь восточных духовных практик прибег бы к медитации. Христианский монах вознес к Всевышнему молитву. Глебу же спасаться было нечем. Напрасно метался он по дорогам памяти. Пытался убежать в прошлое. Там тоже негде было укрыться. Ни одна дверь не отворилась впустить беглеца, ни одна рука не протянулась на помощь. А проклятый полустанок неумолимо поглощал его, словно удав еще живую трепыхающуюся жертву.
Зная, что время остановилось, Глеб больше не смотрел на часы. Уже не страх, а безысходность и отчаяние сковали разум. И когда поезд, лязгнув колесными парами, сдвинулся с места, он даже не сразу в это поверил. Но фонарь уже медленно плыл вдоль окна, и вскоре исчез, избавив купе от мертвящего бледного света. Поезд набирал ход. За стеклом ползли темные похожие на бараки строения, потом замелькали контуры елей. Над их мохнатыми верхушками показались звезды. Душное купе вдруг исчезло, и, чувствуя восхитительную легкость невесомого тела, Глеб устремился навстречу мерцающим огонькам...
Когда он проснулся, в купе уже было светло. Утро выдалось пасмурным. За окном проплывали раскисшие от дождя поля, под серыми облаками над горизонтом чернела темная полоса леса. Пейзаж осенний холодный, но не лишенный поэзии и красоты, присущей всем без исключения временам года. И Глеб смотрел на него с голодной жадностью выздоравливающего больного.
На соседней нижней полке лежала только смятая постель, которую он принял ночью за контуры тела. Наверху тоже никого не было. Видимо попутчики сошли еще до того проклятого полустанка.
"Но существовал ли он на самом деле?"
Когда Глеб вышел из купе, электронные часы над тамбуром показывали половину девятого. Проводница, еще совсем молодая розовощекая девчонка, разливала из кулера кипяток. Подойдя ближе, он пожелал доброго утра и заказал чашку растворимого кофе. Заодно поинтересовался, где так долго стояли ночью.
- Не по расписанию была остановка. Ничего, до следующей станции нагоним, - уверенно ответила проводница. И ее бодрый веселый голос окончательно развеял наваждение ночи.