Он отодрал еще несколько дранок и скинул их на земля. Он слышал голос матери, читающей отцу Двадцать седьмой псалом; это был один из самых его любимых псалмов, и не проходило дня, чтобы он не изъявлял желания послушать его. Она закончила чтение, и Билли услышал, как отец спросил своим дрожащим голосом:
– Мона, а где Билли?
– Он залез на крышу, чтобы отодрать старые дранки.
– О. Да. Это нужно было сделать. Я хотел сам этим заняться. Как ты думаешь, ему надо помочь?
– Нет, я думаю, он сам управится. Хочешь еще чашечку чаю?
Послышался неразборчивый ответ. Билли отодрал еще две дранки и бросил их через плечо.
– Это все очень хорошо, Рамона. Думаю, ты сможешь почитать мне сегодня Двадцать седьмой псалом? Какое жаркое сегодня солнце, не правда ли? Я думаю, что кукурузному полю вскоре необходим будет полив…
Билли сконцентрировался на работе, пока сознание его отца скакало с дорожки на дорожку, словно игла по запиленной пластинке. Затем Джон замолчал, и Рамона начала снова читать псалом.
Доктор в Файете сказал, что первый удар свинцовой трубы пробил Джону Крикмору череп, а второй вмял осколки в мозг. В течение двух недель Джон находился в коме в больнице на благотворительной койке. То, что осталось, когда он пришел в себя, больше походило на ребенка, чем на мужчину; в его глазах застыло мучительное удивление, однако было похоже, что он не помнит ничего из того, что случилось. Он признал Рамону и Билли как свою жену и сына, но перестал что-либо требовать от них и проводил дни, сидя в тенечке на террасе или у пруда, слушая лягушек. Он много спал и часто задавал страннейшие вопросы, от которых создавалось впечатление, что в голове у него все кипит и не знаешь, какая мысль следующей всплывет на поверхность этого супа. Иногда Билли начинало глодать чувство вины, и он сам на целый день уходил в лес. Он считал, что то, что случилось с его отцом, не произошло бы, если бы он не пошел тогда на Майскую Ночь; нет, он хотел показать ребятам, что он такой же, как они…
И ошибся. Он не такой, как они, не такой, как кто-либо. И теперь за это расплачивается его отец. Полиция так и не нашла того, кто подложил в костер фейерверк, как и шериф Бромли не нашел того, кто нанес удар Джону Крикмору; все имели непробиваемое алиби, сказал шериф Рамоне. Действительно, лицо Ральфа Лейтона выглядит так, будто по нему прогулялся конь, однако его жена, сын и четыре парня-охотника утверждают, что в тот вечер, когда было совершено нападение на отца Билли, они все вместе сидели дома и играли в карты. Они все поклялись, что Ральф упал со ступенек и разбил себе лицо.
Билли ощутил какое-то движение и, повернувшись лицом к шоссе, увидел поднимающиеся клубы пыли. Старенький побитый черный «Фольксваген»-фургон свернул на проселочную дорогу и двигался по направлению к их дому. Вероятно, колея была слишком глубока для его подвески, потому что в следующий момент он остановился, и из кабины водителя вылез мужчина в соломенной шляпе.
– Мама! – крикнул Билли. – К нам кто-то приехал!
Рамона оторвалась от Библии и посмотрела на фигуру, медленно идущую по дороге.
– Дорогой, похоже, к нам гости.
– Гости, – повторил Джон. Одна половина его лица напряглась, а другая осталась слабой и неподвижной. Он мог говорить только одной половиной рта. На другой, мертвой, половине глаз светился холодным голубым камнем.
Рамона встала со стула. На черном борту фургона было что-то написано, но из-за большого расстояния она не могла сказать, что именно. Мужчина был низеньким и круглым; на полдороги он остановился, снял полосатый пиджак и перебросил его через плечо. Затем снова двинулся вперед, слегка наклонившись и, по-видимому, пыхтя и чертыхаясь.
Под развесистым дубом он остановился, чтобы перевести дыхание.
– Мэм, я глубоко надеюсь, что это владения Крикморов. Если я ошибся, то боюсь, что мне придется просить вашего разрешения посидеть здесь, в тенечке, и немного отдохнуть.
– Вы не ошиблись. Вы кто будете?
– А! – круглое, как у херувима, лицо мужчины прояснилось. На его щеках виднелись цветные пятна, а над его растрепанной козлиной бородкой росли коротко постриженные серые усы. – Я остановился в населенном пункте вниз по дороге, но когда начал узнавать дорогу, местные жители стали со мной довольно грубы. А эти дороги, они так петляют и извиваются, да? Итак: вы Рамона Крикмор?
– Может, да, а может, нет. Я еще не услышала вашего имени. Маленький человечек, напоминавшей Рамоне коротенькую толстую овечку, улыбнулся и достал бумажник. Его улыбка на секунду исчезла, когда он увидел вышедшего из-за дома Билли, которому захотелось взглянуть на приехавшего.