Позади тарахтит мотоцикл. Видение пропадает. Мотоцикл, ярко сияя электрическим глазом, проносится мимо. Снова тихо. И снова я одна. Хочется есть. У меня, кажется, осталась селедка. Сварю несколько картофелин — это быстро — и поем. Почему люди не гуляют? Такая удивительная погода, а они сидят по домам. Хотя молодежь, должно быть, уже собирается в парке. Надо будет завтра вечером пойти в парк, посмотреть, как там ведут себя мальчишки. Ну, вот и мой переулок. Еще квартал — и дома.
Я повертываю за угол и едва не вскрикиваю от испуга. Хочу сделать шаг назад, но ноги подкашиваются от внезапной слабости. Что это? По темному переулку движется мне навстречу совершенно необычная в этот поздний час похоронная процессия.
Покойника несут на плечах и почему-то без гроба. Укрытые простыней страшно торчат выставленные вперед ступни. И эта плавно движущаяся процессия, и торчащие ступни, и мгла, и тишина — все это было до того жутко, что на несколько мгновений я оцепенела, Но, немного овладев собою, начала смутно осмысливать неестественность события. Преодолевая все еще не покинувший меня страх, я шагнула навстречу процессии.
В темноте трудно понять, кто движется мне навстречу, но фигуры людей кажутся до странности несолидными. И вдруг мелькает догадка: мальчишки. Мальчишки решили разыграть меня. Чем ближе подхожу, тем больше это подозрение переходит в уверенность, И вот я уже рядом. Беру простыню за угол и сдергиваю ее с «покойника».
Человек лежит все так же неподвижно, вытянувшись, и процессия не замедляет шага. Все молчат. У меня по спине ползет противный холодок. И вдруг кто-то приглушенно хихикнул. Так хихикать может только смешливый Сережа Кочин по прозвищу Штырек.
— Довольно! — рассердившись больше на себя за свой дурацкий страх, чем на мальчишек, кричу я.
«Покойник» зашевелился и спрыгнул на землю. Я узнала Колю Рагозина. Провожающие теперь уже дружно засмеялись, Штырек зазвенел громче всех.
— Воскрес? — строго спросила я Рагозина. — Теперь пойдем со мной.
— Мы тоже пойдем, — закричали мальчишки. — Всех ведите!
Кажется, они не разгадали моего страха. А теперь сами трусят.
— Со мной пойдет Коля Рагозин. А остальные немедленно отправляйтесь спать.
— Идите, — говорит Рагозин, чтобы сохранить видимость власти.
Некоторое время мальчишки еще сопровождают нас, потом рассеиваются. Мы остаемся вдвоем.
— Значит, решил напугать меня? — насмешлива спрашиваю я Моряка. — Сам-то не напугался?
— Меня не так просто напугать, — заносчиво возражает он.
— Меня — тоже.
Мы идем в детскую комнату. Идем и молчим. Я не хочу начинать разговор на улице. И, по правде, не знаю, с чего начать. Я уже сказала ему все добрые слова, какие знала. Опять о том же? Так жить нельзя. Надо учиться. Надо готовить себя к труду. Надо бросить хулиганство и воровство. А он слушает и продолжает свое.
Я открываю замок, включаю свет, неторопливо снимаю плащ, берет, пригладив волосы, иду к столу.
— Садись, Коля, поговорим.
Он сегодня без бушлата, в своих узких брючишках и старом, растянувшемся у ворота свитере.
— Так как же, Коля? Как будешь жить дальше?
— Как придется.
— Всю жизнь как придется?
— А что же? Другие живут.
Знакомая ироническая усмешка трогает его губы. «Как будешь жить дальше?» А он знает? Не знает он, как будет жить, — говорит эта усмешка.
— Тебе шестнадцатый год, пора подумать о будущем. Тебе нравится какая-нибудь рабочая профессия? Столяра, например. Или токаря. Или шофера.
Рагозин несколько растерян. Видимо, он ожидал, что я буду читать ему нотацию за эту глупую выходку. Он сидит, слегка раздвинув колени и положив на них смуглые грязноватые руки с тонкими пальцами и черными краешками давно не стриженных ногтей. И вдруг эти руки оживают в моем воображении, я вижу, как они неслышно ползут вдоль чужого кармана, как, нащупав добычу трепетно замирают, выжидая…
Мой пристальный взгляд смутил Николая. Он поежился и сунул руки в карманы штанов.
— Ты понял, о чем я думала, Коля?
Он быстро взглянул на меня и хотел солгать, я по лицу поняла, что хотел, но вдруг сказал:
— Понял.
Покраснел, опустил глаза. Впервые я увидела, как он покраснел.
— У тебя хорошие руки. Они могут сделать много полезного. И могут сделать тебя счастливым. Счастье приходит в труде, пойми, Коля.
Может, это были не те слова, но он почувствовал мое волнение, мою тревогу за его судьбу. Он сидел все так же, сунув руки в карманы и глядя вниз. Но слушал. Слушал без того внутреннего протеста, с которым прежде отвергал любые мои слова еще до того, как они были произнесены.