Все же Борис не совсем избавился от своего бесшабашного удальства. Иногда просыпался в нем прежний хулиганский дух, и он начинал задираться, лез в драку, приставал к девушкам.
Однажды бригадмильцы задержали его в кинотеатре за то, что курил в зале и ругался. Комсомольцы привели Бориса в детскую комнату. Он держался независимо и дерзко.
— Подумаешь, в детскую комнату приволокли. Я теперь рабочий человек, сам знаю, как себя вести.
— Настоящий рабочий человек не станет хулиганить, — сказала я. — Перед кем ты героем себя показывал? С кем был в кино?
— Один.
— Неправда, — вмешался Володя Панов. — Не один ты был. Со взрослыми парнями, Вера Андреевна. Одного я узнал — Кешка Шило, мы его несколько раз задерживали за хулиганство.
Кешку я тоже знала. Как-то проводила собрание родителей в красном уголке хлебозавода, на окраине города. Кешка с друзьями явился послушать. Стояли у дверей, курили, лузгали семечки. Я попросила председателя собрания сделать им замечание. Он прошептал в ответ: «Я вам скажу, это такой народ, с ними лучше не связываться».
После собрания я подошла к парням. «Вы меня не проводите? У вас тут такая грязь, а я плохо знаю дорогу». Кешка Шило и еще один парень пошли меня провожать.
Дорогой разговорились. Четырнадцати лет Кешка убежал от родителей к бабушке в Среднюю Азию, бабушка скоро его выгнала за то, что он потихоньку таскал на барахолку ее вещи. Попал в детдом, три года сидел в шестом классе. Теперь Кешке девятнадцать лет. Работает на хлебозаводе. Из общежития выселили за пьянку. Судили за хулиганство — два года условно. Недавно женился, но жена через месяц ушла от него.
— Давно ты познакомился с Кешкой? — спросила я Бориса.
— Да мы и не знакомы. Случайно места рядом оказались.
— Ну что ты врешь! — одернул Бориса Володя. — Я же всего на два ряда сидел сзади вас, видел, как вы все время разговаривали. С незнакомым ты бы не стал весь сеанс трепаться.
— А что я, должен у тебя разрешения спрашивать, с кем мне говорить?
— Не в этом дело, — сказала я. — Но зачем ты обманываешь? Или стыдишься этого знакомства?
— Кешка — человек не хуже других, чего мне его стыдиться.
— Все же ты мог бы выбрать друзей получше. Например, Колю Рагозина.
— Рагозин — мальчишка, школьник, а я — рабочий человек, — отмахнулся Борис.
Я еще беседовала с ним, старалась внушить, что рабочий человек и хулиган — понятия несовместимые. Вызвала мать Бориса, просила ее внимательнее следить за сыном. Посоветовала Марии Михайловне чаще бывать у Тараниных. Поговорила с Букаловым, поделилась с ним своими опасениями насчет Кешкиного влияния на Бориса.
На какое-то время наше общее внимание к Борису помогло. Он усердно работал, с Кешкой не встречался, стал вежливее. И вдруг сорвался. И виновником этого срыва оказался все-таки Кешка Шило.
В воскресенье Борис и Коля Рагозин отправились по старой привычке прогуляться по городу. Возле клуба встретили Кешку с каким-то парнем. Кешка предложил сыграть в карты. Ребята согласились и пошли к нему домой — Кешка жил один, снимал частную комнату.
Игра шла с переменным успехом. Но потом Борису не повезло, он стал проигрывать. Когда игра окончилась, у Рагозина оказалось пятнадцать рублей выигранных, а у Бориса — сто рублей долгу. Кешка согласился ждать долг три дня.
В эти три дня у Бориса был только один способ добыть деньги. Когда Букалов куда-то отлучился, Борис отсчитал из полученных от заказчиков денег сто рублей, положил в карман и вышел. А сапожник как раз вспомнил про деньги и, не очень доверяя Борису, вернулся, чтобы их взять.
Преступление Бориса раскрылось.
8
Вечером ко мне прибежала его мать. Обычное равнодушие покинуло ее, заплаканные глаза смотрели растерянно, речь была бессвязной, так что я не сразу поняла, что произошло.
— Не было его, отца-то, когда Букалов пришел. Я да Борис, Алла ушла с Петькой гулять, ссора у них была, а тут помирились, она и ушла. Я белье гладила, а Букалов мне: «Больше я ему не учитель, деньги украл». Я говорю: «Борька, правда?» А он: «Правда». «Да на что ж тебе?» «Проигрался».
Таранина всхлипнула и умолкла. Я подождала, пока она справится с волнением.
— Что же дальше, Зоя Киреевна?
— Мне бы помолчать, когда вернулся отец-то, выпивши пришел, а он, как выпьет, никакого удержу не знает. Так нет. Обижена я на Борьку, не уважает меня совсем. Взяла и сказала: так и так, деньги украл. Отец — на Борьку, а тот не смолчал: «Ты, говорит, сам за воровство сидел». Надо же такое отцу брякнуть. Тот озверел, схватил табуретку да Борьку — по голове. В кровь разбил, скорую помощь вызвали, перевязали, лежит. Я было заступиться за Борьку-то хотела, он и меня кулаком. И что мне делать, Вера Андреевна, все я терпела, все я молчала, да кончается мое терпенье. Муж — пьяница, сын — вор, дочка с этим шалопаем неизвестно где пропадает. Уж не знаю, повеситься ли от такой жизни.