Бориса отправить в колонию не удалось. Он продолжал прежнюю жизнь. А Николай твердо решил поступить на работу. Я просила его попытаться повлиять на Бориса. Но дружба их окончательно рассохлась. Бориса раздражала перемена, совершившаяся с Рагозиным, он бессознательно проникся моралью отца и открыто враждовал с Николаем.
— Книжечки читаешь? — ехидно спрашивал он Рагозина, когда тот возвращался из библиотеки. — Что там, про тебя пишут? Был хулиганом, стал… Кем ты стал, а? Петьку не ты предал? Ребята на тебя думают.
— Ты это брось, — угрюмо отзывался Николай. — Никого я не предавал, я и не знал про его дела.
— Ребята говорят, — повторял Борис, хотя ребята ничего не говорили, он сам придумал это, чтобы уязвить Рагозина. — Еще милиционером станешь.
— Может быть.
— Сволочь ты, Колька.
— От сволочи слышу.
— Ну и иди…
— Борис, постой!
— Чего еще?
— Слушай, Вера Андреевна просила тебя зайти. У нее есть какие-то путевки в ремесленное училище, поедешь, поучишься, поступишь на завод.
— На кой мне твое ремесленное? Обойдусь без него И подходы твои мне не нужны, милиционерский прихвостень.
— Борька, ну брось, я тебе серьезно говорю.
Борис снова выругался, и на том они расстались.
Все-таки Борис зашел ко мне. Он, казалось, с интересом выслушал мой совет поехать в ремесленное училище, спросил, какие там специальности. Снова что-то светлое проглянуло в нем. Ремесленное училище было в областном центре, и потому мне особенно хотелось добиться согласия Бориса. Уедет и избавится от дурного влияния отца, расстанется с компанией бездельника Шило…
— Там будут кормить, одевать — все? — спросил Борис.
— Да, полное государственное обеспечение.
— Дисциплинка, наверное, — по одной доске ходи, на другую не гляди?
— Когда-нибудь тебе все равно придется привыкать к дисциплине, Боря. Без этого не проживешь.
— А, может, проживу?
— Нет, не выйдет. И не такой уж это страшный зверь — дисциплина.
— Токари подходяще зарабатывают, я слыхал. На токаря, пожалуй, можно.
— У них много специальностей. Поезжай, там выберешь.
— Подумаю. С отцом надо поговорить.
— Поговори. Но помни: тебе жить — не отцу. Ты спроси его, но думай сам.
Не знаю, какой разговор состоялся у Бориса с отцом, но на другой день Борис заявил мне, что согласен ехать в ремесленное. Я написала директору училища письмо с просьбой обратить на Таранина особое внимание. Может быть, не надо мне было делать этого.
В начале августа Борис зашел ко мне проститься перед отъездом. Он был в старом костюмишке и грязной рубашке — мать не позаботилась даже как следует собрать его в дорогу, придать хотя бы некоторую торжественность его вступлению в новую жизнь. Я пожала Борису руку, пожелала доброго пути, хорошей учебы. Что-то дрогнуло в его лице, он улыбнулся неловкой виноватой улыбкой.
— Родители пойдут провожать тебя?
— Мать пойдет. Отец злится.
— Я приду тоже.
Поезд уходил ночью. Я попросила Колю Рагозина зайти за мной, и мы вместе отправились на вокзал. Борис явился со своим чемоданчиком перед самым отходом поезда и без матери. Я не спрашивала, почему он пришел один, он объяснил сам:
— Пьяные оба. Мать хотела идти, да я побоялся, что не доползет одна обратно.
— И ты выпил?
— Как-никак уезжаю. Зайдемте в буфет?
— Не нужно, — сказала я.
— Хоть пива выпьем.
— Нет. Проводить тебя провожу, а в буфет не пойду.
— Ну мы с Колькой.
— Уже поезд идет, — возразил Рагозин.
— Трезвенником стал, — насмешливо заметил Борис. — Дома приглашал тебя — не пошел и здесь не хочешь.
Я смотрела на полупьяного Бориса, и мне не верилось, что он удержится в ремесленном.
— Боря, ты там не пей.
— Одну воду, — засмеялся Борис.
Поезд уже подходил. Николай взял Бориса за руку.
— Ну, Борька, пиши, как устроишься.
— Да я, может, сам приеду, еще посмотрю, как там.
И опять я подумала, что он не станет учиться.
Мои предчувствия сбылись. Через неделю Борис вернулся в Ефимовск. Ко мне он не зашел. Коля Рагозин рассказал, что Борису не понравилась специальность. На токаря мест не было, предлагали на кузнеца, а это ему не подошло: работа тяжелая, жаркая…