Не знаю, на самом ли деле невозможно было принять Бориса на токарное отделение, или директор училища сделал из моего письма не те выводы, на какие я рассчитывала. Если подросток приходит в училище через детскую комнату, с ним предстоит повозиться, это не секрет. А зачем это нужно, если можно набрать хороших, дисциплинированных ребят? Нет, я не уверена, что в данном случае было так. Но знаю, что такие рассуждения — не редкость.
Как бы то ни было, Борис вернулся в Ефимовск. Отец бурно отпраздновал его приезд.
17
Обрадовались возвращению Бориса и его друзья — Кешка Шило и еще несколько взрослых парней. Некоторые из этой компании работали, другие жили на иждивении родителей. По вечерам они собирались, азартно играли в карты, пили и потом пьяные шли в парк.
На другой день после возвращения Борис встретился с Кешкой. У Кешки как раз была получка. Зашли в магазин, взяли литр водки, тут же, у магазина, через горлышко выпили ее и отправились в парк.
Излюбленным местом компании была танцплощадка. Они купили билеты и прошли туда. Контролер то ли не заметил, что они пьяны, то ли не захотел связываться.
Оркестр заиграл танго.
— Пригласи вон ту, — сказал Кешка Борису, указывая глазами на белокурую девушку.
— Да я не умею, — отказался Борис.
— Боишься, что не пойдет с тобой? — подзадорил Кешка.
— Я боюсь?
Борис передвинул языком папиросу из одного угла рта в другой и развязно шагнул к девушке.
— Пойдем, станцуем.
Она отступила, услышав водочный запах.
— Я не хочу.
— Кого ждешь? — громко спросил Борис.
— Отстаньте от меня, — потребовала девушка.
— Потанцуем и отстану.
— Нет.
И тут подошел высокий парень в сером костюме. Сильными руками он схватил Бориса за плечи, повернул и повел к выходу. Борис пытался вырваться, но не мог. Кешка с парнями смотрели и смеялись.
Немного погодя они все трое вышли к Борису. Теперь они не смеялись, сочувствовали даже как будто.
— Здорово он тебя.
— Как щенка.
— Ты ему не прощай.
— Я бы ни за что не простил.
Кешка сказал:
— Борька умеет постоять за себя. Не ребенок.
Так они подогрели до нужного градуса самолюбие Бориса.
— Пусть только покажется, — угрожающе сказал Борис.
Они стали гулять по темной аллее, дожидаясь, когда окончится тур танцев. Наконец оркестр умолк. Борис ощупал в кармане нож, напряженно вглядываясь в людской поток, хорошо освещенный у выхода с танцплощадки. Кешка первым увидел обидчика Бориса.
— Вон он! С той самой…
Юноша в сером костюме держал под руку белокурую девушку. Они пошли по центральной аллее. Борис и его дружки в некотором отдалении шагали за ними. Когда юноша и девушка свернули на боковую аллею, компания нагнала их. Двое зашли вперед, двое вплотную следовали сзади.
— Ты что это нашего кореша обидел? — спросил Кешка.
— Отстань, — спокойно сказал юноша в сером.
Девушка прижалась к нему.
— Костя, вернемся.
— Нет, давай поговорим! — запальчиво крикнул Борис.
Один из парней сшиб с Кости кепку. Костя нагнулся поднять ее, но Кешка толкнул его в бок. Костя упал. Борис хотел пнуть его ногой, но девушка вскрикнула и бросилась защищать спутника. Удар пришелся по ней. Костя вскочил, размахнулся и ударил ближайшего хулигана — им оказался Кешка — в лицо. У Кешки из носа хлынула кровь.
— Борька, дай ему! — крикнул Кешка.
И Борис Таранин резким движением выхватил из кармана нож…
18
В небольшом зале суда нет свободных мест. Случай в парке известен всему городу, и судить Бориса пришли свободные от работы химики, строители, железнодорожники, пришли пенсионеры, учителя, молодежь. До меня долетают обрывки разговоров:
— Это что же, по своему городу ходи да оглядывайся?
— Я и говорю…
— Воли им много дали.
— Все прощают. Дадут десять лет, а выпускают через два, они и не боятся.
— Молодой, говорят, совсем, парнишка-то.
— Да им и в тюрьме неплохо. Живут вместе, кормят их не хуже, чем на воле. Нет, запереть бы его в одиночку: сиди да размышляй, вот тогда бы он почувствовал.
— А сроки бы можно и сократить. Чтоб только режим посуровее.
— Матери-то каково!
Конвоир вводит подсудимого. Борис наголо острижен. Смотрит прямо перед собой, мимо зала, и, как всегда, сутулится.
Секретарь громко объявляет:
— Суд идет!
Судья Николаев — пожилой человек с усталым лицом — открывает заседание.