Выбрать главу

Предчувствия не обманули старую учительницу. Худощавая, довольно красивая женщина с небрежно заколотыми волосами, в ситцевом платье и чистом переднике приоткрыла дверь и, стоя на пороге, сухо осведомилась:

— Вам кого?

И Марии Михайловне на лестничной площадке пришлось объяснять, что она — учительница-пенсионерка, что ей поручили в детской комнате в некотором роде шефство над ребятами этого квартала, а поскольку Эдик ведет себя не совсем хорошо…

Елена Васильевна едва заметно пожала плечами, вздохнула и, сказав: «Проходите», с явной неохотой выпустила ручку двери.

В большой, светлой и опрятной комнате за круглым столом на высоком детском кресле сидела белокурая девочка лет пяти и рассматривала книжку с картинками. Елена Васильевна указала нежданной гостье стул и сама села рядом с девочкой.

— Я пришла познакомиться, — сказала Мария Михайловна со всей возможной приветливостью. — Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь в воспитании сына…

— Я сама справлюсь, — возразила хозяйка.

— Сегодня в красном уголке вашего домоуправления я буду проводить беседу для матерей-домохозяек, вы приходите.

— Благодарю вас, мне некогда.

Беседа не клеилась. Мария Михайловна не могла преодолеть неловкости, вызванной неприязненным приемом, ей хотелось подняться и откланяться. Она ведь больше не работает в школе и вовсе не обязана… Не обязана? По долгу службы — нет. Но другой, человеческий долг, не позволял ей уйти.

— Вы знаете, Елена Васильевна, Эдик…

Но Елена Васильевна не хотела знать.

— На Эдика все наговаривают, — перебила она учительницу. — Его и в школе учителя ненавидят. Бесконечные двойки по математике. А он всегда готовит уроки, я сама слежу, мальчик каждый день занимается по два — три часа. Я не знаю, что делать. Перевести его в другую школу?

— Я могла бы позаниматься с вашим сыном математикой, — предложила Мария Михайловна.

— Ах, что толку, — поморщилась мать Эдика, — все равно они его не переведут. Я же говорю вам, что они его ненавидят.

— А я умею считать до десяти, — слегка картавя, вдруг объявила девочка, сидевшая до того молча.

— Неужели? — удивилась учительница. — А как тебя зовут?

— Танечка.

— Ну, ну, посчитай, Танечка.

Танечка бойко сосчитала до десяти.

— Сколько вы берете за час? — спросила Нилова.

— Нисколько, — отозвалась Мария Михайловна с достоинством. — Я получаю пенсию, мне хватает.

Елена Васильевна слегка смутилась, но решила все-таки уточнить.

— Вы хотите заниматься с Эдиком бесплатно?

— Конечно.

Елена Васильевна сделалась любезнее, принялась расхваливать сына. Эдик способный, Эдик начитанный, Эдик добрый. Но его не понимают. Ребята нынче такие невоспитанные, грубые, они преследуют тех, кто выделяется из их среды, а учителя не принимают мер. Она всю жизнь посвятила воспитанию детей. Муж очень занят, не может уделять много внимания… Между прочим, мужу кто-то говорил, кажется, в этой самой детской комнате, что Эдик связался с плохими ребятами. Но она никогда не поверит. Все это выдумки, глупости. На собрание? Ну, хорошо, она придет, раз это нужно.

Нилова в самом деле пришла на собрание. Ничего умного, с ее точки зрения, она не услышала, она и не ожидала, просто пошла, чтобы сделать приятное учительнице, согласившейся заниматься с ее сыном математикой. Втайне она была очень довольна, что вдруг нашелся репетитор, да еще бесплатный.

Однако неожиданно для Елены Васильевны Эдик наотрез отказался от дополнительных занятий.

Тогда мы и познакомились с Ниловой.

5

Побывать в детской комнате ей посоветовал муж. К тому же Мария Михайловна неумеренно расхвалила мои педагогические таланты.

Это потом, позже, с обостренным интересом вспоминала я ее внешность, платье, жесты, слова, пыталась представить себе эту женщину молодой, когда Нилов встретил и полюбил ее. Тогда, в наше первое свидание, Нилова показалась мне довольно заурядной и не очень умной. Впрочем, пожалуй, она и на самом деле была таковой.

Елена Васильевна явилась в светлом демисезонном пальто, в шляпе замысловатого фасона и с яркой косынкой на шее. Она держалась прямо и как будто каждую минуту старалась подчеркнуть, что она — человек отнюдь не рядовой, и если бы не печальная необходимость, никогда бы не пришла ко мне.