И все. Ничего особенного, не правда ли? Просто вежливый разговор. Но все-таки на душе светлеет оттого, что кого-то интересует твое самочувствие и твои успехи. Не по долгу службы, как полковника, а просто так.
У меня сидела Мария Михайловна, что-то говорила. Я изо всех сил старалась сделать внимательное лицо, но, кажется, мне это не удавалось. Зачем я назначила встречу на завтра? Мы могли бы поговорить сегодня. Хотя, к чему это… Эдик теперь ведет себя хорошо. Нам вообще незачем встречаться с Иваном Николаевичем. Надо позвонить и сказать ему об этом.
Мария Михайловна уходит. Мне не сидится одной в детской комнате. Я припоминаю, какие дела у меня могут быть в городе и, предупредив Варвару Ивановну, что отлучусь часа на два, выхожу на улицу.
Солнечный осенний день. Ветер гонит по мостовой серый бурунчик пыли, шуршит сухими листьями, перекатывает бумажки от мороженого. А вот стоит старый тополь, весь зеленый, без единого желтого пятнышка. Не хочет покориться, упрямец. А пора бы понять, что осень близко, что она уже пришла…
Но какая хорошая, совсем особенная нынче осень. Неужели потому… Да, зачем себя обманывать? Не помню, когда, с чего это началось. Я пришла к полковнику и там увидала несимпатичного человека со шляпой на коленях. Мне же не семнадцать лет, чтобы тешить себя несбыточными надеждами. Но сердце… Не в моей власти приказать ему биться ровно, как прежде.
Говорят, молодость не возвращается. Чепуха. Сколько мне лет? Неужели почти сорок? Вот этому человеку, который идет мне навстречу, — ему сорок. Нет, все семьдесят. Идет и думает, должно быть, что портфель, зажатый у него под мышкой, да ожидающий его обед — это и есть жизнь. У меня появляется озорное желание крикнуть этому человеку: «Глупый! Распрямись! Посмотри, какое удивительное облако плывет у тебя над головой. Как дрожат листья на тополе. Какой забавный малыш катит по дороге звенящий о проволоку обруч!»
Радость… Она все время живет во мне. Неосознанная, тайная радость. Как немного надо человеку, чтобы стать счастливым. Завтра он зайдет. Мы поговорим об Эдике. Он спросит о моих делах и будет увлеченно слушать новости, которые кроме него никому не интересны. И наверняка нашей беседе помешают, потому что мы ведь встречаемся только в детской комнате, только в деловой обстановке. Он посидит и уйдет, а я останусь в смятении…
Зачем, зачем это беспрестанное волнение?.. Ведь ничего не может измениться в моей судьбе. Нилов не свободен. У него жена. У него дети. Эдик. Ради Эдика он и приходит ко мне. Да, конечно, только ради Эдика. А я вообразила… «Волевая, сильная, женщина с характером…» Это обо мне говорят. А я вовсе не волевая и не сильная. Безрассудная, как девчонка. Надо взять себя в руки. Вот вернусь в детскую комнату и позвоню, чтобы не приходил. Да, но что он подумает? Он сразу поймет, что… А это ни к чему. Нет, пусть приходит. Но я скажу, что тороплюсь, мы поговорим об Эдике и больше ни о чем. И я ни за что не позволю ему провожать себя, как в прошлый раз.
9
— Вера Андреевна, я пришел к вам… Я выбил окно… Меня, наверное, исключат из комсомола, может быть, даже из школы. Тогда я не буду жить. Я не хочу так жить.
— Почему тебя исключат? Что за окно? В школе?
— Нет. У Щеткина дома. Он выбежал и закричал, что я чуть не убил ребенка. Я запустил камнем.
— Как? Умышленно?
— Нарочно. Потому что он гад.
— Эдик!
— Мне теперь все равно.
— Брось глупости, — строго сказала я. — Ну-ка, рассказывай, что случилось. С самого начала.
— Начало было давно.
— Неважно. Рассказывай все. Понимаешь, все?
— И о том, как я стал вором?
— И об этом.
10
— Когда я подружился с Колькой и Борисом, у меня как будто две жизни стало. В школе — одна, а на улице, с ребятами, — другая. Они же были отчаянные и за это мне нравились. Колька показывал, как надо лезть в чужой карман. Я тренировался, лез к нему. Совсем мне это было не нужно, просто интересно… Как это забраться в карман так, что человек не почувствует?
А один раз в очереди… Большая была очередь, бестолковая, все друг друга давили, толкали. Колька мне говорит: «Вон, видишь того толстяка? Давай! А мы с этой стороны нажмем».
Колька — он такой… Его ребята слушались. И я почему-то ему подчинялся. Взял и пошел к этому толстяку. На нем был старый костюм, карман в брюках чуть-чуть надорван. Мне деньги не нужны были, сам не знаю, что случилось. Вот как на мосту иногда стоишь, и вдруг захочется прыгнуть. И тут.
Ребята нажали сзади, я прилип к этому дядьке… А пальцы сами… Там был портсигар и какие-то бумажки… Я захватил эти бумажки.