— Лера, Лера, помнишь? — возбужденно верещал Климов. — Как эта пьеса называлась? «Ты проиграла, Смерть!» — так, кажется?
— Лихо! — пробормотала Женя. — А вас, Лера, почему не видно на сцене?
Это был неудачный вопрос: лицо Валерии стало ледяным.
— Потому что там для меня не нашлось роли.
— Ой, Лерочка, неужели ты все еще злишься? — хохотнул Климов. — Надо не Аделаиду ругать, а себя, свою внешность. Вы понимаете, — обернулся он к Жене, — Лера и сейчас-то нежная и очаровательная, а пятнадцать лет назад она была просто Дюймовочка. Пупсик такой розовенький. А для этого спектакля требовались дамочки покрепче. Вот эта, Алина, — он ткнул пальцем в блондинку на фотографии, — к тому времени прошла все медные трубы, ей даже играть не приходилось, изображала себя, да и все. Ну а наша Аделаида вообще родилась этакой роковухой, она для себя роль и писала.
— Сама писала? — уважительно переспросила Женя, надеясь, что голос не дрожит. Она разволновалась необычайно — из-за Неборсина, конечно. Еще одно совпадение — Климов был с ним знаком! — явилось очередным полновесным доказательством правоты Грушина. Да, здесь все очень далеко от случайностей!
— Точнее, переводила. Уверяла, будто нашла забытую пьесу Агаты Кристи и сама ее перевела. Аделаида работала у нас в пединституте на кафедре эстетического воспитания и вела студенческий театр. Вот уж была эстетка! Вот уж была артистка! — покрутил головой Климов.
— Почему была, интересно? — подала голос Валерия. — Артисткой она родилась — артисткой и умрет. А уж эстетка теперь стала такая, что не приведи господь.
— А ты откуда знаешь? — вскинул брови Климов. Ого, супруги все взяли на себя, работали даже без наводящих вопросов. — Мы же лет пять не общались, если не больше.
— Да я видела ее в аэропорту, когда летела во Франкфурт.
«Точно! Вот так она узнала, что Валерия улетает и можно действовать свободно!» — нервно сжала руки Женя.
— А ей что делать в аэропорту? Тур какой-то?
— Встречала рейс из Амстердама. Наша-то Ада теперь знаешь кто? «Орхидея»!
— Как это — орхидея? В каком смысле? — озадачился Климов.
— В самом прямом, — усмехнулась Валерия. — Уже полгода, как она купила двухэтажный дом неподалеку от площади Горького. На втором этаже личные апартаменты, на первом — магазин. Это нечто! У Аделаиды последний муж был очень богат. Умер от инфаркта — все оставил ей. Теперь она живет на проценты с капитала, а для забавы держит две игрушки: магазин и любовника. Такой сла-аденький брюнетик, лет двадцати, не больше. А ведь нашей Адочке сколько? Сорок пять, сорок шесть? Или уже даже за?…
— О господи! — вздохнул Климов. — Угомонись, чудовище с зелеными глазами!
— Да, кстати! У Аделаиды теперь зеленые глаза! — с новым пылом воскликнула Валерия. — Изумруды натуральные. Контактные линзы. Теперь она вообще стала вылитой ведьмой, даже жуть берет.
Климов обреченно завел глаза.
«Сладенький брюнетик? Забавно! — подумала Женя. — Как это Грушин описал шофера, который деньги привез? „Не шофер, а балерун какой-то“?»
— Вы говорите, магазин «Орхидея»? — робко вклинилась она в перепалку супругов. — А не знаете, почему он так называется? Он что, специализируется на продаже орхидей?
— Именно, — кивнула разгоряченная Лера. — Аделаида самолет зачем встречала? Ей должны были семена уникальные передать. Там какую-то переорхидею вывели, супер-пупер этакий, ну а разве Аделаида переживет, если у нее чего-то этакого не будет?
«Похоже, это надолго, — вздохнула Женя. — Ненависть столь длительной выдержки может фонтанировать часами!»
— А как вы попали в Нижний Новгород, если жили на Дальнем Востоке? — не очень ловко попыталась она повернуть разговор в нужном направлении.
— Я сама родом отсюда, — пояснила Валерия. — Отец устроился в советско-японское предприятие, вот мы и переехали в Хабаровск. Он там и умер… а мы с мамой вернулись. И Сережу с собой прихватили. — Она с любовью взглянула на мужа.
— У вас тут, наверное, дальневосточное землячество? — гнула свое Женя. — Или больше никого из прежних знакомых нет в Нижнем Новгороде?
Климов с ностальгическим выражением уставился на фотографию:
— Да нет, какое землячество? Кроме Аделаиды и Сашки Неборсина, больше и нет никого. Мы практически не общаемся. Сашка и раньше был большой барбос, а теперь, наверное, и вовсе закуржавел. Конечно, я расчувствовался, когда фото увидел, но это так, мгновенный порыв. Сашка у меня невесту когда-то чуть не увел, так что, сами понимаете, радости от встречи никто не получит, правда, Лерочка?