Женя бесшумно скользнула внутрь, в темноту, исполосованную полосами бледного света, сочившегося из щелей. Она благословляла привычку, заставившую ее не метнуться в ближайший же ход, а добежать сюда, почти до конца подвала. У нее есть время хотя бы перевести дух, собраться с мыслями, пока он обойдет два других хода, заглянув во все двери, на которых нет замков.
Ее сотрясла дрожь. Капли пота сползли с висков… Три хода, каждый из которых заканчивается тупиком. В доме сорок восемь квартир, в каждом переходе подвала шестнадцать ячеек. Сколько дверей заперто? Сколько еще в доме жильцов, столь же ленивых, как Женя и ее матушка, которым проще сходить за картошкой-моркошкой на базар, чем создавать припас, как все добрые люди делают?
Поодаль хлопнула дверца. Так… он отыскал одно из возможных убежищ беглянки. Если там нагромождены какие-нибудь вещи, пройдет еще несколько секунд, прежде чем он убедится, что среди них никто не прячется. А потом двинется дальше!
Безумием было надеяться, что он уйдет. После девяти вечера кому что может понадобиться в подвале? Никто не придет, никто не помешает, никто не спугнет человека, который хочет убить Женю. За что?…
Она в панике огляделась, потом обшарила все углы. В их сарайчике пусто, отвратительно пусто. Лежат только три бумажных мешка с давно окаменевшим цементом, прикрытые какой-то дерюжкой, да стоит старая-престарая стиральная машинка без крышки, оставшаяся еще от прежних жильцов. Она слишком мала, чтобы в ней спрятаться, и слишком тяжела, чтобы использовать как оружие защиты. Мешки тоже не поднять…
Раньше у них много чего тут было наставлено: мама даже держала в подвале банки с соленьями, — а потом как-то вдруг заметила, что банки резко уменьшились числом. Сменили замок, и еще раз его меняли, пока не обнаружили, что дверь-то никто не открывает, зато в перегородке между их сарайчиком и соседским есть одна плаха, которая отодвигается достаточно широко, чтобы в нее мог пролезть человек, и даже не с одной банкой, а двумя. Мама обиделась, унесла из подвала все, даже замок сняла, и теперь вороватые соседи могли сколько угодно лазить в сараюшку с цифрой «27»: ничего, кроме старой стиральной машины и цемента, здесь…
Ох, да что же она стоит, как дура? Вот же возможность спастись!
Женя припала к перегородке и зашарила по ней, не чувствуя заноз, цеплявшихся за пальцы. Неужели соседи заколотили лаз?…
Нет! Доска шевельнулась! Пошла в сторону! Скорее…
Она скользнула в довольно широкую щель и торопливо задвинула плаху на место. Подпереть бы ее, но чем? Этот сарайчик тоже оказался пуст. Не из чего построить баррикаду, не под что спрятаться. Остается только забиться в угол, затаить дыхание, не выдать себя ни звуком, ни шорохом, когда откроется соседняя дверь и туда заглянет нападавший, чтобы убедиться: и здесь никого нет, добыча ускользнула… куда?
Что подумает он, обойдя все незапертые сараюшки? Что Женя убежала через какой-то неизвестный выход? Спряталась в одном из запертых сараев? Скажем, у нее был ключ и она ухитрилась совершенно бесшумно открыть замок… Да, а потом — тоже совершенно бесшумно! — повесила замок на место, оставаясь при этом внутри!
«Нет, он не догадается, что где-то может быть лаз, — твердила себе Женя. — Не догадается, бомж на это не способен, у него ум убогий, пропитый…»
Бомж?… Конечно, она не разглядела насильника, но от него не разило перегаром, прокисшим потом, мочой, как следовало бы, и рука, перехватившая Жене горло, была рукой сильного, крепкого человека. Просто чудо, что она вырвалась, — только падение со ступенек спасло. Но если так крепко его тело, не значит ли это, что и разум достаточно крепок? И если он сообразит, что беглянка не провалилась сквозь землю, останется только один вариант: она прошла сквозь стену. И стоит ему только…
Внезапно блеклые полосы света исчезли: вокруг сгустилась тьма.
Сердце так и рванулось к горлу в новом приступе страха. Что это значит? Погас свет — почему? Что он надумал делать? Решил сдаться, уйти — и выключил электричество? Ну надо же, какая заботливость! Или хочет внушить Жене, будто ушел, будто опасность миновала?
Она выждет, потом, не слыша никакого движения, выберется из своего убежища, прокрадется к двери, а там…
— Да нет там никого, я же тебе говорю, — раздался нервный юношеский голос. — Просто кто-то забыл погасить свет. Не волнуйся — уже заорали бы во все горло, если бы кто-то был!
А это еще кто? У нападавшего появился сообщник? Или… или какой-то рачительный хозяин все же отправился в подвал в столь поздний час? Бог его надоумил, к примеру… Но зачем погасили свет?