Так уж сложилось, что его подчиненные не один раз на дню любили призывать вдохновение с помощью зеленого змия. Вот директор и придумал открыть в театральном буфете каждому артисту кредит в размере его месячного жалованья. Он был уверен, что в день зарплаты выдавать лицедеям будут не деньги, а счета. Наценка в буфете была немалой, и, по расчетам Андрон Феоктистыча, из каждой взятой в кредит десятки ему должно было набежать не меньше 6 рублей «чистой пользы». Изложив план буфетчику и не встретив возражений, директор отправил его оповестить труппу о нововведении, приказав, чтобы тот «потрудился взять сей алфавитный списочек актеров с их окладами и сообразно с сим позволил им кредитоваться». К вечеру все уже знали новость о том, что «наш крокодил разрешил пропивать жалованье в его буфете». После спектакля, в гримерной, комик Кокленов пожаловался своему приятелю, трагику донкихотской наружности Саратовскому, на тотальное безденежье. Саратовский ответил, что денег у него тоже нет, но зато есть отличная идея, как можно разбогатеть на скупости хозяина. Зайдя в буфет, эти двое подозвали официанта и спросили, не хочет ли он заработать рубль «в две минуты».
— Помилуйте, кто ж себе враг? — возмутился официант.
— Тебе ведь обязательно нужно внести, чтобы не было путаницы, деньги за питье в винную кассу, а за еду в кухонную, — разъяснил Саратовский, — но мы теперь берем все в кредит и только подписываем счета, деньги за нас ты вносишь в кассу из тех, что дали тебе обычные клиенты. Затем ты идешь к буфетчику, подаешь подписанный актером счет, и он тебе возвращает то, что ты вносил из своего кармана.
— Так оно и есть, — согласился официант.
— Тогда подай-ка сюда счет на 11 рублей и напиши там: бутылка коньяку — 5 рублей, пулярка с трюфелями — 5 рублей и кофе — 1 рубль. Теперь счет-то возьми, но ничего из написанного там не приноси и в кассы из своего кармана не выплачивай. Иди к буфетчику, получи по счету 11 рублей, из них рубль оставишь себе, а червонец отдашь нам.
Когда пропили гениально добытую красненькую, Саратовский подозвал другого официанта и договорился с ним уже для себя на более крупную сумму. А чтобы буфетчик ничего не заподозрил, велел сдавать в день «по счетику», содержание которых состояло исключительно из наименований винного прейскуранта.
— А если заметят, что вы на бумаге вроде пьете, а все дни трезвы? — забеспокоился официант.
— Никогда, ведь я ежедневно приношу водку в уборную из казенной лавки!
Этот способ получать денежки моментально привился у всей труппы, не исключая примадонны. Деньги, которые буфетчик получал с обычных клиентов, быстро перекочевали в карманы развеселой труппы. Правда, длилось актерское счастье недолго. Через три дня буфетчик заметил, что деньги тают как воск, а когда обнаружил подвох, с криками «Караул! Перехитрили, мерзавцы!» бросился к антрепренеру. Последний был в бешенстве и велел кредита ни под каким предлогом никому не давать, «даже истинно голодным», но ничего больше сделать не мог, все артисты за три дня успели получить законные оклады в полном объеме.
Город великих поэтов Петербург всегда рождал сотни молодых людей, мечтавших «глаголом жечь». Великими становились единицы, остальные либо бросали гиблое дело рифмоплетства, либо пристраивали свой «талант» как могли.
На каждом городском кладбище сотню лет назад, как и сейчас, работали конторы, делавшие свой «гешефт» на торговле венками, крестами, монументами и прочей скорбной атрибутикой. Возле каждой «фирмы» вертелись так называемые «кладбищенские поэты», предлагавшие «оснастить» могилу чем-нибудь поэтическим.
К примеру, выходит из лавки скорбящая купеческая вдова, только что заказавшая памятник покойному супругу, и тут же перед ней появляется человек неопределенного возраста с одутловатым лицом и недельной щетиной. Выразив все свои чувства по поводу великого горя, «поэт» переходил к делу:
— Монументик заказывали? Так-с, хорошо бы украсить его поэтическими строками, так сказать облегчить могильный сон мертвеца изваянием сердечной скорби со звучной рихмой.
На прерываемый всхлипами ответ, что, дескать, неплохо, да только кто же это сделает, стихосложитель заверял, что это его непосредственная специальность. Вот-де намедни выполнил заказ купчихи Артамоновой: