Выбрать главу
Покойник дорогой! Я день и ночь в слезах, Готова, как и ты, вся обратиться в прах. И слезы, мертвый муж, лью чище перламутра. Так, незабвенный, спи до радостного утра.

Последним и решающим аргументом в пользу поэтического «украшения» было обращение к великим именам. Мол, посмотрите, и у Пушкина, и у Глинки, и у многих других на могильном камне высечены нетленные стихи. Так чем же ваш покойный супруг, человек, конечно, исключительных достоинств, хуже.

Завороженная перспективой причислить своего сердечного друга к великим и сделать не хуже, чем у других, вдова без сожаления расставалась с двумя рублями и получала листок с подходящей эпитафией. «Кладбищенские поэты» по большей части были теми, кто в молодости зачитывался творениями великих мастеров и мечтал о той же сладкой доле. Потому людьми они были начитанными и, за неимением под рукой свежего четверостишия, могли поделиться с клиентом и чужим. Так что не стоит удивляться, если на старой могиле какого-нибудь купца Епифанова вы прочтете: «Нет, весь я не умру…»

Невский Бендер

В России всегда было и есть место Бендеру. Остапы с удовольствием ввязываются в какое-нибудь невероятное предприятие, создают фирмы по оказанию нетривиальных услуг, с треском проваливаются и начинают заново. Вот и сто лет назад в Петербурге проживал один такой человек. Нигде официально не работал, наследства не имел, а жил весьма прилично. Снимал меблированные комнаты на Невском проспекте, посещал рестораны, карточные клубы, водил знакомства, требующие денежных затрат. Никто толком не знал, чем он занимается. Однако, судя по людским очередям на лестнице, было очевидно, что этот господин имеет свое хорошо поставленное дело. На вид клиентура его состояла преимущественно из простого люда, работающего в Питере по найму в качестве прислуги, посыльных, извозчиков и т. д. Лишь по чистой случайности выяснился род его занятий. Как-то зашел к нему без предупреждения знакомый и обнаружил на лестнице десяток возмущенных людей. Тут-то незваный гость и узнал, что его приятель является поэтом весьма оригинального жанра — промышляет тем, что пишет на заказ письма в «стишках». Как ему объяснила одна разговорчивая горничная, в последнее время появилась мода посылать рифмованные письма, поэтому простой люд с удовольствием прибегает к таким услугам, чтобы отправить послание в стихах на родину к родным. Берет «поэт» дорого: 40 копеек за письмо, но больно складно и с чувством сочиняет. Правда, вот незадача, пьет уже неделю по-черному, и даже неискушенные заказчики стали замечать некоторый кризис жанра. Если раньше было все больше:

…Герасим, добрый мой приятель, Родился на брегах Невы… …Я к вам пишу — чего же боле?

— то последний шедевр звучал примерно так:

…Поклон родителям, Степану, Сестрице Дуне, Селифану, И всей родне любезной вместе — Пусть будет много чести: Привет Настасье и Максиму. Сама же я, Матреша, лично Живу сейчас вполне прилично…

А последние два дня и вовсе перестал брать заказы, говорит, что хотя «памятник нерукотворный» уже себе воздвиг, но он человек творческий и собирается менять какое-то амплуа.

Действительно, спустя пару недель бывший поэт появился у одного известного антрепренера. Представился ему как путешественник, который пришел пешком из Лиссабона и готов по этому случаю показывать себя публике и читать лекции о своих странствиях. Но тут ему не повезло — идея рассказов о путешествиях оказалась не новой. На данной ниве у него уже было два конкурента, один пришел пешком из Парижа, а другой из — Трансвааля. И несколько дней назад власти их арестовали по указанию того же антрепренера, который удивился, что ни один из «путешественников» не говорит ни на каком другом языке, кроме как на русском. Полиция раскрыла фальсификацию, эти два «пешехода» оказались родом из Бердичева и приехали в Питер на поезде. Несостоявшегося лектора постигла та же участь, он попал в участок. Дальше след его теряется, но ходил слух, что поиски себя привели его в Москву.

Нимфа-диверсантка

В конце позапрошлого века каждый год петербургские художники проводили традиционные весенние вернисажи. Незадолго до одного из таких показов случилось некому жанристу Веселовскому попасть в историю, в результате которой пострадал не только он сам, но и многие столичные рисовальщики.