У горизонта чистое-чистое солнце, без малейшей облачной вуали, выдерживало прощальную паузу. Орлов мог насчитать десятки, сотни окон, тлевших бронзовым огнем; с высоты моста через Ужиму он смотрел на город и не мог насмотреться. Город вырос, расцвел, разноцветные фасады домов сливались в причудливую мозаику, из которой куском снега выделялся белокаменный Павловский монастырь; шапки зелени густо усеивали городской пейзаж; аромат близких лесов щекотал ноздри, напоминал милое, босоногое детство, годы, промелькнувшие в озорных играх и проступках, учебе, увлечениях, первой влюбленности, первых осмысленно-критических взглядах на жизнь.
Солнце прощалось с городом. Город прощался с солнцем.
«Здравствуй, Лучанск», — подумал Орлов и не заметил, что высказался вслух. Только когда красивая нарядная девчонка, проходившая рядом, обернулась с выражением изумления, оглядела его прищуренными глазами, передернула плечами, он догадался, в чем дело.
— Извините, — сконфузился Орлов и тем еще больше озадачил девчонку. Она остановилась, смотря на него и весело и дерзко. Он повернулся и пошел, сдерживая улыбку. Дойдя до конца моста, Орлов не вытерпел и, прежде чем сойти по ступеням вниз на набережную, оглянулся. Девчонка, видимо, только и ждала этого. Она подняла руку и помахала. Ничего не оставалось, как ответить тем же манером, но по-своему — обеими руками. «Озорная», — подумал он, с удовольствием припоминая ее лицо.
Больше Орлов не оглядывался. У Павловского монастыря он замедлил шаги, разглядывая древние, сейчас уже реставрированные стены. Поравнялся с широкими воротами. Хотелось сдержаться, пройти мимо, чтобы позже в свободное время прийти сюда и более обстоятельно смотреть и находить милые сердцу места юности, хотелось оттянуть это удовольствие, грустное, трогательное, радостное удовольствие, которое созревало годами при мысли о возвращении. И Орлов сдержался.
Он вышел на Первомайскую улицу. За прошедшие годы тут появилось много больших каменных зданий, но он сразу увидел знакомый маленький деревянный домик. Орлов замедлил шаг. В сквере у новой школы, молчаливой в это время года, он заметил скамейку и направился к ней. Отсюда хорошо был виден домик. Только в эту минуту Орлов вспомнил, что, когда уезжал, стены домика были зеленого цвета, а не розового, как теперь. Не возвышалась тогда над забором и такая, как сейчас, густая зелень деревьев. Он вспомнил, как каждую весну их улицу во время разлива Ужимы заливало водой и ее переплывали от дома к дому на лодках и плотах. Вот было раздолье для мальчишек! Не поэтому ли улица и носила раньше название Заливной? Теперь проезжая часть ее покрыта асфальтом, по которому проносятся троллейбусы и автомашины…
Вспомнился Орлову и брат Саша. Они всегда жили в крепкой дружбе. Даже на далекой пограничной заставе Орлов не испытывал полной оторванности от Лучанска. Брат старательно описывал все перемены в городе, регулярно присылал номера газеты со своими очерками и рассказами. Читая их, Орлов понимал, что жизнь брата слита с событиями, которыми в те годы жила страна. По Сашиным произведениям Орлов знал о ходе индустриализации в Лучанской области, становлении колхозов, борьбе с кулачеством. У него неоднократно возникало желание приехать в Лучанск, посмотреть на все своими глазами, но обстоятельства складывались так, что он не мог приехать даже на похороны матери. В те дни Орлов лежал в госпитале после тяжелого ранения, полученного в схватке с нарушителями границы.
По письмам брата он чувствовал, что тот не особенно счастлив в семейной жизни, но старается наладить отношения с женой. После гибели Саши Орлов естественно стал переписываться с овдовевшей невесткой. Он поддерживал ее дух дружескими советами. Правда, переписка их не была регулярной, но о переводе на службу в Лучанск он ей написал.
Орлов встал и направился к дому. Он вошел в заросший зеленью двор, вступил на крыльцо и осторожно постучал в дверь. Послышались легкие шаги, и перед ним появилась женщина небольшого роста с густыми темными волосами и красивым, бледным лицом. У нее были блестящие синие глаза с длинными ресницами. Орлов сразу узнал ее и сказал:
— Здравствуйте, Анна Александровна!
— Владимир Иванович! — воскликнула она и, схватив на груди расстегнувшуюся блузку, прижалась к двери, пропуская его в прихожую. Вошла следом, провела Орлова в столовую, постояла немного у двери и, извинившись, выбежала.
Орлов сел на стул около обеденного стола, испытывая волнение. Было тихо, и ему сразу подумалось, что сейчас откроется дверь из кухни и войдет его старенькая мать. Она мелкими шажками подойдет и заботливо поставит перед ним дымящуюся тарелку с его любимыми зелеными щами. Но увы! Давно уже матери нет в живых… «Да, многое изменилось в этом доме…»