— Ваша фамилия?
— Красноармеец Дьяконский.
— Я вас спрашиваю, а не школьника: положено часовому спать на посту?
— Не положено.
— Вот так надо отвечать. Коротко, без штатской болтовни… Лейтенант Бесстужев!
— Слушаю.
— Обратите внимание на четкость ответов. Продолжайте занятия.
«Обиделся он, что ли?» — думал Виктор, глядя в спину удаляющемуся Патлюку.
Вечером, в свободный час, красноармейцы занимались своими делами: подшивали подворотнички, чистили пуговицы, писали письма. В ленинской комнате полно народу. За длинным столом сидели любители чтения, листали газеты, журналы. В углу на диване человек пять плотно сдвинулись возле Карасева, разговаривали потихоньку, чтобы не мешать другим. Виктор, решавший шахматную задачу, слышал шепот Лешки.
— Не выдумываю, сам видел. На побудке. Все уже в строю стоят, а он дрыхнет. Дневальный хвать за одеяло: «Фокин, подъем!» А Сашка и не чешется. Перевернулся на другой бок и храпит. Ну, тут дежурный к нему: «Фокин, такой-сякой, вставай!» А Сашка ногой брык. Ему, ребята, может, снится, как он с Анькой в лопухах обнимается. Обоими руками подушку облапил и сопит. Ну, старшина Черновод видит, что на всю роту позор — сам за него взялся. Раз! — одеяло долой и как рявкнет: «Тревога!»
— Не бреши, — сказал Фокин. — Дежурный меня поднял, а не старшина.
— Ты же не помнишь, спал.
— Молчи, Саша. Принимай критику.
— Да! Старшина, значит, командует тревогу, и одеяло с него долой. А Фокин перевернулся на другой бок и опять слит. Тогда я говорю: «Товарищ старшина, его не так будить надо». — «А как?» — «Разрешите мне», — «Валяй!»
— Черновод так не скажет.
— Вроде этого… Я, значит, подошел к Фокину, нагнулся и говорю потихоньку: «Сашка, обед!» Он как вскинется, чуть меня не сбил. Глазами спросонок лупает: «Где мой котелок? Куда бежать?»
— Ну и здоров ты муку молоть, — добродушно ворчал Фокин.
— Тише, жеребцы, почитать дайте, — крикнул от стола Носов.
— А ты вухи заткни, — посоветовал кто-то. — Хошь, паклю дам?
— На его уши по пуду надо.
— Га-а-а!
Носов с грохотом отодвинул стул.
— Вот доложу политруку про ваш балаган…
— Брось, — примирительно сказал Фокин. — Ну, пошутили, и все.
— Каждый раз так!
Носов вышел. В комнате наступила тишина.
— Политрука нет, кажется, — неуверенно произнес Фокин.
— Темную надо Носову… Доносчик, гад, — выругался Карасев. — Я ему, стерве, ноги по вырываю и спички вставлю.
— Не горячись, Алексей, — предупредил Дьяконский. — Не болтай лишнего.
Дверь распахнулась. Появился лейтенант Бесстужев. За его спиной маячила стриженая, с оттопыренными ушами голова Носова.
— Товарищи, шумно у вас здесь, — сказал Бесстужев.
Красноармейцы заулыбались. Лейтенант — не грозный политрук, разноса не будет.
— Надо мной смеются, — объяснил Фомин. — Я подъем проспал.
— Плакать надо!
— Плачем, товарищ лейтенант, когда наряд отбываем.
Бесстужев помолчал, подвигал бровями.
— Любители поговорить — в курилку. А здесь чтобы тихо было. Садитесь, Носов, вам не помешают.
Ленинская комната наполовину опустела. Лейтенант остановился возле Дьяконского.
— Хотите партию?
— Давайте попробуем.
Виктор дважды получил мат. Неудача не огорчила его. Лейтенант играл явно лучше. Было интересно наблюдать, как Бесстужев обдумывает ход. Опершись локтями о стол, он смешно морщил лоб, двигая редкими белесыми бровями. Румяный, с белым пушком над верхней губой, Бесстужев похож был на юношу-десятиклассника. «Хороший он парень, наверно», — подумал Виктор и спросил:
— Товарищ лейтенант, почему вы волосы не отращиваете?
Бесстужев удивленно посмотрел на него, провел рукой по голове.
— Не хочу. Стриженая голова — чистая голова: ни забот, ни хлопот. Раз в месяц под машинку — и все.
— Девушкам прически нравятся. Такие чубы, как у нашего командира роты.