— Монеты — это самый главный вопрос. У меня у самого в кармане вошь на аркане.
— У меня — блоха на цепи, — улыбнулся Виктор.
— Что же делать?
— А вот покурим, подумаем. — Фокин ловким движением выбросил из пачки две папиросы. — Подымим, Витя. Ты пораскинь своей светлой головой, с чего начать.
— Попробую. — Дьяконский лег на лавку, вытянул ноги. — Тихо, братцы. Пять минут на размышление.
К старой груше стремительно подлетел воробей с червяком в клюве, сел на край дупла, посмотрел направо, налево и нырнул в щель. Из дупла послышался писк.
— Продовольствием снабжает, — приподнялся Дьяконский.
— Слушай, ваше благородие, — сердито сказал Сашка. — Мы сидим молчим, как дураки. А ты? О деле думаешь или о воробьях?
— О деле. Можешь считать, что деньги уже в кармане. Все очень просто. Надо продать учебники, нам теперь они ни к чему.
— Я же говорил — светлая голова! — обрадовался Фокин. — Конечно, продать, нечего дома пыль разводить.
— Мне некоторые книги нужны, — возразил Игорь.
— Оставь нужные.
— Но ведь мало будет…
— В общей куче сойдет, — решил Фокин. — Теперь так. Витька новое дело сделал. Продавать буду я. Ну, а Игоря назначим казначеем. Он парень честный, некурящий, капитал на папиросы не изведет…
В сад закрадывались синие сумерки. Небо приобрело какой-то странный, фиолетовый оттенок. Порывами набегал ветер, заставлял дрожать лепестки хмеля на беседке.
— Эх, братцы! Последние денечки мы вместе, — вздохнул погрустневший Игорь. — Разъедемся в разные стороны, и дружбе нашей конец, значит?
— Это по какому же правилу? — удивился Сашка. — Сколько мы вместе? Три года? Ну, и давайте на всю жизнь один другого держаться!
— Я, ребята, медленно с людьми схожусь, — заговорил Дьяконский. — Но уж если сошелся, то накрепко.
— Что бы ни случилось, дружбу не терять, верно? — Игорь протянул Виктору руку. Тот крепко сжал ее. Сверху легла шершавая ладонь Сашки.
От Георгиевской церкви до выгона, где паслись слободские коровы, протянулась базарная площадь. Колхозники торговали здесь мясом, битой и живой птицей, маслом, горохом и луком — всякой домашней снедью. В дни привоза, по средам и воскресеньям, длинной шеренгой выстраивались телеги с задранными вверх оглоблями.
Возле церкви — толкучка. Тут можно найти и самовар, и колеса для телег, и старинные стенные часы, и расписные глиняные свистульки. На паперти ребятишки покупали и обменивали кроликов, голубей.
Многие приходили на базар просто так, потолкаться, полущить семечки, людей посмотреть и себя показать. Деревенские девки щеголяли красными платками с бахромой, пестрыми кофтами. Парни потели в тесных праздничных пиджаках. Мужики, сбиваясь небольшими компаниями, соображали насчет выпивки. Торговали бабы — голосистые, злые, дуревшие к концу дня от жары и шума. Трое друзей пробирались через гомонившую толпу. Сашка тащил кролика в ящике. Самка ангорской породы испуганно мигала красноватыми глазами.
— Упарился, — сказал Фокин, ставя ящик на землю. — Передохнуть надо. Ну, кто медку хочет?
— Ступай сам. Тоже удовольствие — из-за двух ложек крик на весь город.
— А что за базар, если крика нет?
Игорь и Виктор остановились возле телеги, заваленной пучками молодой редиски. На охапке свежей травы сидела девушка лет шестнадцати в длинном сарафане из грубого домотканого полотна, с вышитыми голубыми васильками. Лицо ее, полудетское, с мягко округленным подбородком, невольно привлекало внимание свежестью, милым и наивным выражением. Кожа белая, не тронутая загаром. Но это была не болезненная бледность горожанки, а здоровая, будто мраморная белизна, которую умело сберегают деревенские девчата в любую жару, платками закрывая лица.
Светлые волосы ее были заплетены в короткие косички с красными лентами на концах. Она с любопытством и в то же время с некоторой робостью смотрела на гудевший вокруг телеги людской водоворот.
Старый бельмастый мерин, равнодушно жевавший траву, повернул голову, ткнулся большими, отвисшими губами в ногу девушки.
— Ну, не балуй, — отвела она рукой его морду.
Заметив парней возле воза, спросила:
— Вам редиски?
— Покажи.
Виктор взял пучок, понюхал, провел ладонью по колючим листам. Сказал солидно:
— Хороша на закуску.
— Берете?
— Мы не пьющие. Скажите лучше, как зовут вас?
— Зачем? — удивленно взметнулись белесые ресницы девушки.
— Я прошу, — серьезно произнес Виктор. — Понимаете, я очень хочу знать ваше имя.