Выбрать главу

Сестра. А про меня другая история. Первой оперой, которую мама услышала, была «Евгений Онегин». Образ Татьяны Лариной, конечно, произвел неизгладимое впечатление на молодую испанку. Между прочим, мама занималась в балетной школе при Большом театре! Но что-то там не сложилось… Пела она прекрасно, слухом абсолютным обладала. Вообще артистичная натура была!

На руках у маминой подруги Анхелиты. Комната в заводском общежитии

С отцом в Тимирязевском парке

Молодая Бегоня Харламова

Мама + папа

Сестра. Это сорок восьмой год. Папе – 20 лет, вот какой красавчик! Матери – 22 года, вот красотка какая!

Отец. Это мы уже поженились?

Сестра. Нет. Уже Валерка был. А потом мама с папой расписались.

Отец. Нет. Не так было.

Сестра. Женихались они, отец прав.

Отец. То-то и оно-то.

Сестра. Они познакомились в заводском клубе. Отец поначалу с одной подружкой танцевал, с другой… А мама его увидала – кудрявого, в хромовых сапогах – и спросила у девчонок:

– А кто это такой?

– С механического цеха парень. Харламов, что ли.

– Ну, этот будет моим!

В тот вечер они и познакомились.

Отец. На Соломенной сторожке до войны еще испанцы жили. На лыжах катались. Когда ломали, отец мой чинил им. Потом испанцы стали болеть – их из детдома на юг направили здоровье поправлять. Война началась. Я на заводе работаю, испанцы – тоже. Встретил там друга давнишнего, Маноло, за «Динамо» отчаянно болел. Его жена Кармен была подругой Бегони. Тогда я еще не знал про нее. Ну а как с Маноло снова встретились – пивка пошли испить. Туда-сюда. Она мне сразу понравилась, красивее всех была! С Бегоней в кино чуть ли не каждый вечер шастали. Она у нас в лаборатории работала, спиртик завсегда водился – подбадривала меня иной раз.

Нас не расписывали в ЗАГСе. Хотели все честь по чести, а нам отказывали.

Сестра. Родители хотели еще в сорок седьмом расписаться, но им отказали, сославшись на то, что Бегоня была иностранкой и имела только вид на жительство. 14 января 1948 года родился Валера. И только после этого – 2 февраля 1948-го – их брак зарегистрировали в ЗАГСе.

Для Бегони Харламовой, однако, ничего не изменилось по части документов. Хорошо помню, как мы с братом и мамой ходили каждые три месяца отмечаться на Колпачный переулок. Очереди выстаивали. Для нас с Валеркой это мукой было – на одном месте подолгу оставаться. А паспорт матери дали только в шестьдесят первом.

По праздникам – ко дню рождения и к Новому году – родители делали нам всякие подарки. Как они выкручивались – так для нас и осталось загадкой.

Жили-то они от долгов до долгов: сегодня зарплату на заводе получили, а назавтра раздали долги.

Молодожены

Экспансивная жена

Невозмутимый муж

Слесарь-сборщик оборонного завода Борис Харламов

Бегоня Харламова на отдыхе на озере Сенеж в Подмосковье. Загипсованная после перелома левая рука не влияет на ее замечательное настроение

Сбор перед демонстрацией у заводского клуба «Красная звезда». Борис Харламов – крайний слева

Супруги Харламовы встречают Первомай

Борис Сергеевич в выходной день

Зарплата у мамы была 78 рублей, а у папы – 150 рублей плюс премия, там по-разному выходило, но довесок был приличный.

Отец. Работали мы с Бегоней на заводе «Коммунар». Недалеко от Белорусского вокзала это. Вооружение для авиации выпускали. Жена в химической лаборатории работала, там вредность была, а я слесарем-сборщиком вкалывал, в последние годы – электриком-испытателем, вредности не было, а так в камере бывало и под минус 60 градусов, и под плюс 60…

Сестра. Потом и я устроилась на этот завод. Электромонтажницей была. Я наклепаю и наделаю побольше – на сдельщине же была, а отец там в своей камере проверяет. Брака за мной замечено не было.

Отец. Бегоня сломала однажды руку. Прыгала через козла. Отчаянная была. Шустрая. Ну и гипс наложили, все как положено. А тут путевка подвернулась по линии общества испанских эмигрантов. Что ж упускать такой отдых в Подмосковье, да еще бесплатный? Поехала. Санаторий на озере Сенеж находился, за Солнечногорском. Я туда на мотоцикле приезжал, меньше чем за час добирался – с ветерком! Жена хоть и плавала хуже некуда, а к воде тянулась. Любила на эти мостки ходить. Даже в дождь могла там дышать озоном. Мостки эти деревянные для рыбаков сделали, для тех, кто на лодке желал погрести. А год это, пожалуй, шестьдесят третий.

Рукопожатие перед началом матча по русскому хоккею на заводской базе отдыха под Звенигородом. Капитан команды Борис Харламов – крайний слева

Матч городского первенства по бенди среди коллективов физкультуры на стадионе «Пищевик». Борис Харламов пятый слева

Воскресным днем в Чапаевском парке. Располагается парк напротив дома на Ленинградском проспекте, где в коммунальной квартире обитала семья Харламовых

На трибуне малого стадиона «Динамо». Рядом с Борисом Харламовым близкие друзья сына Сергей Сугробов и Миша Кузнецов (все звали его Лесной)

Матч городского первенства по футболу среди коллективов физкультуры на стадионе «Пищевик». Капитан заводской команды – Борис Харламов

Сестра. Это год шестьдесят второй. Коммунальная квартира. Мама – в подаренной береточке.

По линии Красного Креста она как-то отдыхала в санатории под Солнечногорском. А там поблизости находились Высшие офицерские курсы «Выстрел», где учились и военные из дружественных Советскому Союзу стран. В то лето кубинцев было много, мама с ними задружилась, а отец, часто наведывавшийся в санаторий, был в роли переводчика. Кстати, был среди них и Рауль Кастро – родной брат лидера кубинской революции. При расставании посланцы Острова свободы подарили маме эту симпатичную береточку.

Скорее всего, снимок сделан в канун Первомая. Принарядилась мама. Надела не брюки, а модные тогда шаровары – синие хлопчатобумажные; выглядели, кстати говоря, очень даже симпатично. Она могла надеть что угодно – выдумщица была и пошутить любила.

Мама на Соломенной сторожке

Отец на Соломенной сторожке

Мама в доме отдыха

Детство

Отец. Детишек наших везет на санках друг моего брата Валерия. Дочка – первая, сынок – второй, на прицепе. На Соломенной сторожке это. Жили в одноэтажном просторном доме, вернее, его часть занимали. У деда сарай был хозяйственный и садик. Дом был не дощатый какой-нибудь, а рубленый. Раньше, как сказывали, княгине какой-то принадлежал…