После этого Дуглас начал жаловаться на весь штат, что Линкольн пытается обеспечить для негров социальное равенство, на что Линкольн ответил: «Нет, все, что я прошу для негров, заключается в следующем: если они вам не нравятся, то просто оставьте их в покое, и если Бог дал им самую малость, то дайте им хотя бы пользоваться этой самой малостью. Во многом он, конечно, не равен мне, но в своем праве наслаждаться жизнью и свободой, стремиться к счастью, брать в рот хлеб, который заработал своим трудом, он равен и мне, и господину Дугласу, и всем остальным».
К следующим дебатам Дуглас стал обвинять Линкольна в желании заставить белых «принимать чернокожих с распростертыми объятиями и создавать с ними семьи». И раз за разом Линкольн был вынужден отвергать эти обвинения: «Я не понимаю моего оппонента: получается, если я не хочу видеть чернокожую женщину в качестве раба, значит, предлагаю вам взять ее в жены? Я прожил пятьдесят лет, и у меня никогда не было ни чернокожей рабыни, ни чернокожей супруги. В мире достаточно белых мужчин, чтобы создать семьи со всеми белыми женщинами, и достаточно чернокожих мужчин, чтобы взять в жены всех негритянок, и ради Бога, позвольте им так и жениться».
Дуглас попытался сменить тему и увернуться от этого вопроса, но оппонент не позволил ему этого: «Его аргументы иссякли и теперь так же ничтожны, как и суп, сваренный из тени сдохшего голубя. Он специально пользовался таким невероятным набором слов, с которым можно было из конского каштана сделать каштанного коня. Я чувствую себя глупо, отвечая на аргументы, которые вовсе и не являются аргументами. Если вдруг появится кто-то, кто будет утверждать, что дважды два не равно четырем, а потом будет снова и снова повторять то же самое, то я не знаю, каким образом можно его остановить. Всеми возможностями своего мышления я не смогу найти какой-либо аргумент, которым можно было бы заткнуть его рот. Мне очень не хочется назвать господина Дугласа лжецом, но с какой бы стороны я ни подходил к этому вопросу, все равно не знаю, как еще его назвать».
Все, что говорил Дуглас, было абсурдным, и он отлично это понимал, так же как и Линкольн. Но с каждой неделей борьба становилась все более яростной. Раз за разом Линкольн обострял свои атаки. В противостояние начали вмешиваться и другие: Лиман Трамбулл назвал Дугласа лжецом, заявив, что тот является виновником самого отвратительного и бесстыдного поступка, когда-либо совершенного человеком. Фредерик Дуглас, знаменитый чернокожий оратор, прибыл в Иллинойс, чтобы стать участником этих атак. Демократы Бьюкенена, словно бешеные, стали всеми допустимыми и недопустимыми методами компрометировать Дугласа. Карл Шульц, немецко-американский реформатор с пылким нравом, раскритиковал его перед зарубежной публикой. Республиканская пресса с первых страниц нарекла его «аферистом». С разделенной надвое партией Дуглас вел слишком уж неравную борьбу с обвинительными атаками. В безвыходном положении он написал своему другу Ашеру Линдеру: «Все адские псы встали у меня на пути: ради Бога, Линдер, приезжай и помоги мне бороться с ними!» Почтовый оператор продал копию этой телеграммы республиканцам, и она появилась на обложке большинства газет. Враги Дугласа прыгали от восторга: с тех пор и до конца его дней адресата этой телеграммы называли «ради Бога Линдер». Но, несмотря на незадавшуюся предвыборную кампанию, его итоги для Дугласа оказались абсолютно противоположными.
В день выборов Линкольн остался в телеграфной конторе, чтоб из первых рук получить результаты. Увидев, что проиграл, он отправился домой. День был мрачным и дождливым, повсюду была грязь: дорожка к его дому, проложенная из свиного навоза, была скользкой. Вдруг одна его нога поскользнулась и ударилась о другую. Линкольн чуть было не свалился с ног и, быстро восстановив равновесие, прошептал: «Я всего лишь споткнулся, а не упал…».
Вскоре после этого в одной из газет Иллинойса он прочел про себя статью. Писали следующее:
«Скромный Эйб Линкольн, без сомнений, является самым невезучим политиком, когда-либо испытавшим судьбу в Иллинойсе. Все, что он предпринимает в политике, кажется обреченным на провал. В своих политических происках он натерпелся таких неудач, которые обычный человек не смог бы вынести».
Но, несмотря на неудачу, огромная толпа, собравшаяся послушать Линкольна, заставила его поверить, что он может подзарабатывать, читая лекции. Он приготовил материал об «открытиях и изобретениях», арендовал зал в Блумингтоне и поставил у входа юную леди, чтобы та продавала билеты. И, представьте себе, никто не пришел: не было ни единой души. Так что он снова вернулся в свою жалкую контору с чернильным пятном на стене и цветущими в грязи растениями…