Если вы когда-нибудь были в Нью-Сейлеме, то наверняка видели впадину на холмистой дороге, у бакалеи Оффута, где Линкольн работал продавцом. «Парни из Шалфейной рощи» проводили там петушиные бои, а Линкольн выступал в качестве судьи. Несколько недель Бэб Макнаб хвастался, что его молодой петух может побить любого в округе Сангамон, но когда в конце концов его птаху бросили в эту же впадину, он повернул хвост и отказался драться. Возмущенный Макнаб схватил его и швырнул в воздух изо всех своих сил, петух упал рядом, на горстку древесины, растерянно встряхнул перья и начал жалостно кукарекать.
«Так тебе и надо! Глупец! Ты хорош в костюмированных парадах, но в драке от тебя никакого толку!» — крикнул в ответ Макнаб. И Линкольн часто говорил, что Макклеллан напоминает ему того самого петуха.
Однажды во время битвы на полуострове генерал Магрудер с пятитысячным войском одолел стотысячную армию Макклеллана. Боясь атаковать, Макклеллан оставил укрепление и стал выпрашивать у Линкольна все больше и больше людей, в ответ президент сказал: «Если каким-то чудом я смогу пополнить армию Макклеллана ста тысячами новых людей, то он будет в экстазе, поблагодарит меня и пообещает завтра же двинуться на Ричмонд, но когда завтра придет, он пришлет мне телеграмму, что у него есть достоверная информация о четырехсоттысячных вражеских войсках, и что он не может победить без новых пополнений».
А секретарь по военным делам Стэнтон говорил, что если у Макклеллана будет миллионная армия, то он будет клясться, что у врага есть два миллиона, после чего сядет в грязи и будет умолять о трех миллионах.
«Молодой Наполеон» только одной губой прикоснулся к славе и это как шампанское ударило ему в голову. Его самовлюбленность была безграничной. Он называл президента и членов его кабинета «собаками», «негодяями», «самыми большими гусями, которых я когда-либо видел». Он намеренно оскорблял Линкольна: когда президент поехал к нему на встречу, Макклеллан вынудил его ждать полчаса в прихожей. Следующий поступок генерала не влезал уже не в какие рамки: когда он пришел домой в одиннадцать ночи, прислуга оповестила, что Линкольн уже несколько часов ждет его. Но Макклеллан спокойно прошелся перед дверью комнаты, где сидел президент, и, проигнорировав его, направился вверх по лестнице, передав оттуда Линкольну, что идет спать. Газеты написали все как есть, и это событие стало главной сплетней и скандалом Вашингтона. Миссис Линкольн в слезах просила президента отправить в отставку «этого ничтожного пустозвона», как она сама его называла. Но на все требования такого рода, Линкольн отвечал со свойственным ему величием: «Мать, я знаю, что он поступает неправильно, но в такие времена я не придаю важности моим чувствам. Я готов нести его шляпу, если только Макклеллан принесет нам победу».
Лето сменилось осенью, осень перешла в зиму, и на носу была уже весна, а Макклеллан ничего не делал, кроме тренировок, парадов и пустых выступлений. Общество было в возмущении: Линкольна критиковали и обвиняли со всех сторон за бездействие его генералов.
«Ваше промедление уничтожает нас!» — кричал президент, издав официальный приказ об атаке. Теперь Макклеллан должен был либо двигаться вперед, либо подать в отставку. И генерал тут же отправился в Харперс-Ферри, приказав всем своим войскам следовать за ним немедленно. Он планировал захватить Вирджинию с этой стороны, после перехода через Потомак на лодках, которые должны были пригнать по Чесапикскому заливу и каналу Огайо. Но в последний момент весь план был отменен, поскольку лодки были на шесть дюймов шире и не вошли в канал. Когда Макклеллан оповестил Линкольна об этом фиаско и сказал, что понтоны еще не готовы, терпеливый, но измученный президент потерял самообладание и, впадая в фразеологию долины Пиджен, Индиана, потребовал объяснить: «Какого черта они еще не готовы?» Народ задавал тот же вопрос в том же тоне.
Наконец в апреле Макклеллан выступил с большой речью перед своими солдатами так, как делал сам Наполеон, а потом начал петь со ста двадцатью тысячами людей «Я оставил за собой девушку». Война к тому моменту продолжалась уже год, и Макклеллан хвастался, что он скоро поставит точку во всем этом раз и навсегда и распустит парней домой, на поздний посев пшеницы и ячменя.