Текст Прокламации был представлен кабинету в сентябре 1862-го, но оно не действовало до января 1863-го. Нужно было получить еще и одобрение Конгресса. И во время декабрьской сессии Линкольн обратился к конгрессменам за поддержкой. Во время этого выступления он произнес одно из самых магических предложений, когда-либо написанное им, слова невольной поэзии, относительно единства нации:
«Мы либо с достоинством сохраним, либо подло потеряем
Последнюю и лучшую надежду земли».
В первый день нового, 1863 года Линкольн часами пожимал руки гостей, которые заполнили Белый дом. А после полудня удалился в свой кабинет, где, намочив ручку в чернильнице, приготовился подписать исторический документ. Вдруг, замешкавшись, он повернулся к Сьюарду и сказал: «Если рабство не является несправедливостью, значит, ничего несправедливого нет, хотя я никогда не был так уверен в своей правоте, как сейчас. С девяти утра я получаю звонки и рукопожатия, у меня даже рука онемела от усталости. А эту подпись будут тщательно рассматривать, и если вдруг моя рука задрожит, люди скажут: „У него были сомнения“».
На минуту он успокоил свою руку, а затем медленно подписал документ, подарив свободу трем с половиной миллионам рабам.
Тогда Прокламация не была встречена всеобщим одобрением. Орвилл Браунинг, близкий друг и преданный соратник Линкольна, писал: «Единственным эффектом было то, что она разозлила и сплотила южан и расколола и поссорила нас на Севере».
Начались мятежи в армии: люди, призванные спасти Союз, говорили, что они не хотят быть убитыми ради освобождения негров и тем более не хотят видеть их социально равными себе. Тысячи солдат дезертировали, количество призывников повсюду резко сократилось. Близкие соратники, на поддержку которых рассчитывал Линкольн, полностью разочаровали его. Осенние выборы приближались с абсолютно оппозиционными настроениями, даже его родной штат Иллинойс отвернулся от республиканской партии. И сразу после провального подсчета голосов Север потерпел одно из самых катастрофических поражений за всю войну: безрассудная атака Бернсайда на Ли у Фредериксберга и потеря тридцати тысяч людей — бессмысленная и жестокая резня. И такого рода события повторялись в течение девятнадцати месяцев: людям было страшно, страна была на грани отчаяния, вся нация задавала один и тот же вопрос: «Когда же все это закончится?» Повсюду жестоко осуждали президента: он провалился, его генералы провалились, его политика провалилась… Люди не желали больше с этим мириться. Протестовали даже республиканские сенаторы: желая вытеснить Линкольна из Белого дома, они обратились к нему с требованиями изменить свою политику и распустить весь кабинет. Эти действия были унизительными. Позже президент вспоминал, что они обезнадежили его как ни одно другое событие его политической карьеры: «Они хотят от меня избавиться, и я почти что склонен их удовлетворить».
Теперь Хорас Грили глубоко сожалел за то, что в 1860-м заставил республиканцев выдвинуть Линкольна: «Это была самая большая ошибка в моей жизни». Он и несколько видных республиканцев организовали движение с целью вынудить Линкольна уйти в отставку, поставить вице-президента Гэмлина в Белом доме, а затем заставить того же Гэмлина отдать командование всех союзных армий Розекрансу.
«Мы находимся на грани развала: кажется, даже сам Всевышний против нас. Я с трудом могу видеть луч надежды», — признался Линкольн.
23
Весной 1863-го Ли выдал феноменальную серию блестящих побед с полной решимостью продолжить наступление и разгромить Север. Сперва он планировал захватить богатые производственные центры Пенсильвании, запастись продовольствием, медикаментами, новой экипировкой для своих измотанных войск, а затем оккупировать Вашингтон, заставив тем самым Францию и Великобританию признать Конфедерацию: наглый и безрассудный ход. Южные солдаты хвастались, что один конфедерат может убить троих янки, и сами верили в это, так что, когда их командиры сказали им, что они могут есть говядину два раза в день, когда возьмут Пенсильванию, им захотелось как можно скорее там оказаться.
Но прежде, чем оставить Ричмонд, Ли получил из дома беспокойные вести: случилось страшное! Одна из его дочерей была поймана читающей новеллу Гарриет Бичер-Стоу. Великий генерал был в отчаянии и написал дочери письмо, умоляя ее провести свой досуг с такими безобидными классиками, как Платон, Гомер и Плутарх. Закончив письмо, он почитал Библию, как обычно, помолился на коленях и, задув свечку, лег спать…