— Рядовой Корпела!
— Ну, слушаю.
— Что вы сейчас сказали?
— Что сказал, то и сказал. Бедной животинке и без того есть что тащить. Будем мы еще возить ваших потаскушек, господа Финляндии! Вот так-то.
— Послушайте, Корпела! Вы заходите слишком далеко. Попридержите язык. Еще слово — и вам придется пожалеть об этом.
— Кончай драть глотку, чертов лампасник! Лампасы — это все, что у него есть, тьфу!
Корпела так и кипел злобой. Сдавленным голосом, в который он постарался вложить как можно больше насмешки, прерывающимся от злобы и ненависти, Корпела крикнул возчикам:
— Люди, эй, люди! Что это за навозная муха прицепилась ко мне? Раньше навозные мухи садились только на лошадей, а теперь и до людей очередь дошла?
— Вы арестованы! Эй, вы там! Двух человек сюда! Отобрать у рядового Корпелы винтовку и ремень.
Добровольцев не нашлось. Но в них и не было необходимости. Сзади раздался крик:
— Самолеты!… Воздушный налет!… Штурмовики… В укрытие!…
Лошадей быстро завели в лес, и солдаты бросились кто куда. Один только Корпела остался на дороге. Колесо его повозки застряло в канаве, и лошадь не могла ее вытащить. Она напрягалась изо всех сил, но предательски мягкая почва еще глубже засасывала колесо. Корпела изо всех сил старался вытащить повозку, пытался приподнять ее, так что глаза вылезали из орбит, но все было безнадежно. Позади него взрывались небольшие бомбы, сброшенные штурмовиком. Воу… ууу…тррр…
Самолет с воем пронесся мимо, по дороге хлестнула пулеметная очередь. За первой последовала вторая.
— Идите сюда, пособите приподнять, черт вас дери! — ругался Корпела, но никто и не думал спешить ему на помощь. Многие возчики побросали лошадей и убежали подальше в лес.
— Бегите… бегите! Удирайте, черти! Оставляйте бедную скотину на смерть.
Воздушная карусель продолжалась. Самолеты описывали в небе петлю, непрерывно взрывались бомбы, строчили пулеметы. Все приближалось и приближалось злобное тявканье скорострельной пушки, и в воздух вдруг взлетели щепки, вырванные из повозки Корпелы. Он бросился на землю, но туг же встал и снова принялся за дело.
Отведя «лотту» в лес, Ламмио направился к Корпеле. Он шел, выпрямившись во весь рост, демонстративно не обращая внимания на самолеты. Когда Корпела увидел это, он окончательно вышел из себя: нечего тут похваляться своей храбростью. Он рявкнул в сторону Ламмио:
— Не подходи ко мне, сатана! Ты мне тут ничем не поможешь. Да и не надо мне помощи от такого. Заруби это себе на носу.
Ламмио продолжал приближаться, и Корпела вдруг бросил вожжи и стал перед ним:
— Я хочу, чтобы меня сейчас же перевели в другую часть!
— В какую еще другую? Куда?
— По мне, хоть на край света… Лишь бы отделаться от тебя. Хоть в ад, лишь бы тебя не видеть.
— Предупреждаю вас в последний раз, Корпела! В дни поражения люди вашего толка стали неуправляемыми, но не воображайте, будто армия позволит плевать себе в лицо, если даже она разбита.
— Ха-ха!… Кто кому плюет в лицо? Ты делал это годами, сатана. Да, да. И не хватайся за пистолет, не то я заброшу его в лес и тебя вслед за ним…
Корпела обернулся, ибо штурмовик приближался вновь. Потом снова ухватился за свою повозку и вне себя от ярости проговорил:
— Да-а… только теперь я по-настоящему узнал господ Финляндии. Ай-яй-яй. Бывает же на свете такое! Вот уж никогда бы не подумал, не поверил! Но теперь-то я знаю, что всякое бывает, ай-яй-яй. — Он дернул лошадь за узду и продолжал: — Черт, надо же, совсем застряла повозка. А ни в чем не повинная скотина мается, как будто она сделала что дурное. Ну, иди! Нечего тебе здесь мучиться… Прочь отсюда! Вот так-то.
Штурмовик приблизился вновь. Задрожали языки пламени, по веткам пробежал шорох. Корпела отвел лошадь в лес и, подняв кулак, крикнул самолету:
— Стреляй же, сатана! Давай стреляй, черт бы тебя побрал, раз ты только это и можешь! Стреляй, если это тебе так нравится, сатана.
Самолет круто взмыл ввысь, из его хвоста забили язычки пламени. Лошадь испугалась и бросилась в глубь леса. Корпела некоторое время тащился за ней — его рука запуталась в поводьях. Когда она выскользнула наконец из поводий, Корпела остался неподвижно лежать на спине. Подбежавший к нему Ламмио еще успел заметить, как его глаза моргнули в последний раз. Склонившись над убитым, Ламмио увидел, что тот лежит в луже крови.
IV
Когда голова батальона достигла шоссе, штурмовики уже улетели. Коскела запросил по радио автомобили для раненых, и они прибыли, едва только исчезли самолеты. Тотчас же началась погрузка. На одних носилках оказался мертвый: раненый умер, когда батальон уже выходил на шоссе, и носчики, не заметив этого, продолжали нести его.