— Нечего сказать, красивое зрелище.
— Да, война жестокая штука.
— «Чудесный день над Лапуа, угаснуть должен он. Фон Дёбельн ехал на коне…»
— Ну, теперь целую вечность будут пережевывать, — недовольно проговорил Хиетанен. — Кончайте копаться в потрохах, пойдем вперед. Мы должны примкнуть ко второму батальону. Я понесу мешок с сахаром.
Они прочесали окраину деревни. Время от времени где-либо слышался выстрел: русские солдаты в плен не сдавались. Они продолжали отстреливаться даже в самом безнадежном положении.
— Хотелось бы мне знать, кто скажет им за это спасибо, — заметил один из пулеметчиков.
У Сало на все был готов ответ:
— Они запуганы. Что будешь делать, когда знаешь, что твоих родных расстреляют, если ты сдашься.
— Ясно, ясно. Это каждому известно, — подтвердил Сихвонен.
Другие вовсе не так уж были в этом уверены, но спорить не стали.
За деревней они услышали крик:
— Не стреляйте, свои!
— Какой части?
— Четвертой роты.
Солдаты лежали на земле мрачные и неразговорчивые. Целый день они провели в тяжелых боях, отбивая попытки противника пробиться к своим и не давая помочь им извне. Даже сознание, что теперь все позади, не могло развеять их дурного настроения. Брюзгливо отвечали они на вопросы.
— Вы перерезали дорогу?
— Перерезали.
— А откуда вышли на дорогу?
— С обочины, разумеется.
— А мы прорвали линию дзотов.
— Да ну!
— Почти треть наших полегла.
— Ну, тогда радуйся, что ты еще ползешь. И нечего здесь хвастаться потерями. Вон там под елью лежат рядком наши ребята. И раненые с утра без помощи. Только и получили что по уколу в руку.
— У вас есть хлеб?
— Нет.
— У нас тоже нет.
— А что там в мешке у младшего сержанта?
— Ничего.
— Ничего? Вы что-то раздобыли, я же вижу.
— Нет, вы только послушайте его? Он сперва спрашивает, а потом говорит, что знает. Если человек что-нибудь знает, тогда зачем спрашивать? Вот уж что удивительно так удивительно.
— Ну-ну, не очень-то разевай пасть!
— Радуйся, что только свою разеваю. А то ведь я могу и твою прикрыть.
Хиетанен тоже вошел в раж, и, кто знает, может, дело кончилось бы дракой, если бы не появился Карилуото.
— Будет вам, ребята. Не надо по таким пустякам трепать себе первы. Теперь все позади, скоро доставят еду.
— А чего он на меня наскакивает? Я ему пару не поддавал.
Они разошлись каждый в свою сторону, ибо частям был уже дан приказ собираться. Как только спало напряжение, настроение солдат сразу же выровнялось и события дня представились им теперь даже в смешном свете. О павших почти не вспоминали, были рады тому, что сами остались в живых.
Когда взводы собрались на дороге, Карилуото сказал Коскеле:
— Я еще не успел поблагодарить тебя за доброе дело. Ты спас положение. Без тебя у меня ничего бы не вышло.
— Совсем недавно это назвали бы злым делом.
Лицо Коскелы осветила довольная улыбка, но он быстро согнал ее и сказал серьезно:
— Твой взвод хорошо сегодня поработал. Молодцы ребята.
— Прямо не верится, что они новички.
Теперь настала очередь Карилуото улыбнуться от удовольствия, и он-то не спешил снова напускать на себя серьезный вид. Похвала Коскелы означала для него больше, чем мог бы предположить посторонний. За последние два дня Карилуого исполнился своего рода восторженным почтением к молчаливому прапорщику, которого он, как и многие другие офицеры, считал прежде несколько беспомощным и неуклюжим. К тому же Карилуото мог себе позволить признать заслуги этого человека, ибо если бросок связки гранат и был решающим событием того дня, то штурм дзота не уступал ему по отваге. Карилуото повел свой взвод в рукопашный бой, и это было для него окончательным доказательством того, что он способен справиться с возложенными на пего задачами.
Радостно оживленный, отправился он к своим солдатам, чтобы поблагодарить их:
— Знайте, ребята, сегодня мы обеспечили прорыв нашего батальона. Это сделала старая четверка. А Уккола из второго отделения хорошо поработал своим автоматом. Так держать, ребята!
Солдаты были довольны и больше не отпускали шуточек насчет прапорщика. Карилуото стал им ближе, приоткрыл дверь к их душам. На поверку выходит, не такой уж он дурак. Ну, конечно, много еще в нем этого петушиного задора. Посмотрите-ка, как важно он выступает!У походной кухни раздавали гороховый суп. Он был не хуже обычного, но, поскольку люди рассчитывали на особое угощение в честь победы, эти плавающие в серой воде гороховые шкурки наполняли их души горечью. Счастливые и гордые своей победой, но голодные, они надеялись, что смогут наконец спокойно и сытно поесть. А тут словно дубиной по голове огрели, предложив недоваренный гороховый суп. Повар с поварешкой снискал себе ругательства вместо благодарности.