Таким же подвигом, как бегство Березняка от гестаповцев, была работа Алексея Шаповалова, внедрившегося в абвер к полковнику Бергу. Вообще, консультировавший «Майора Вихря» генерал — он был в дни войны во фронтовой разведке — рассказывал, что в окрестностях Кракова работало во время войны несколько групп военной разведки и каждая их этих групп еще ждет своего писателя, ибо подвиги их поразительны.
Когда я беседовал в Кракове с человеком, знавшим советского нелегала из окружения Кейтеля, «офицера СД», я попросил дать словесный портрет нашего разведчика. Интересно, что словесный портрет, данный польским товарищем, удивительным образом совпадал с описанием Максима Максимовича Исаева — покойный Роман Ким совершенно великолепно и очень точно обрисовал мне «белогвардейского газетчика». Именно это и заставило меня допустить возможность «перемещения» Максима Максимовича в Германию.
Я спрашивал потом генерала Бамлера, человека, прошедшего сложный путь — от помощника Канариса в абвере до борьбы против Канариса в комитете «Свободная Германия»: «Допускаете ли вы возможность работы русского разведчика в абвере или СД?» Генерал ответил, что русскую разведку он считал самой талантливой и сильной разведкой в мире. Бамлер также проанализировал по моей просьбе возможность работы на советскую разведку высокопоставленного офицера абвера. Он даже назвал фамилии тех офицеров восточного управления абвера, которые, по его мнению, могли начать работать на нас, поняв неизбежность краха гитлеризма. Отсюда родился образ полковника Берга.
Особенно много вопросов читатели задают о романе «Семнадцать мгновений весны»: насколько события реальны и сколь точна историческая первооснова происходившего?
В переписке Сталина с Рузвельтом и Черчиллем есть совершенно определенное утверждение, что советскому руководству стало известно о сепаратных переговорах Гиммлера — Даллеса от «моих информаторов, — как писал Сталин, — Это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле».
И снова я засел в библиотеки, переворошил множество переводов английских, американских, немецких источников, выстроил точную схему исторических событий, а потом занялся поисками «контрапункта» провала переговоров Гиммлера и Даллеса. Смешно считать Гиммлера и Даллеса слабыми противниками, это были серьезные контрагенты в смертельной схватке. Но в ряде узловых моментов, когда, казалось бы, до заключения сепаратного соглашения рукой подать, включились невидимые мощные рычаги, и все летело в тартары. Случайность?.. Смешно верить в слишком уж закономерные случайности.
В Токио я встретился с одним из помощников Даллеса — мистером Полом Блюмом. Память у него великолепная, и он подробно, с деталями рассказал о том, как первым начал переговоры с двумя представителями генерала Вольфа — доверенного Гиммлера — в Швейцарии весной сорок пятого года.
И снова мне помогал генерал Бамлер, рассказывая о тех немцах — интеллигентах, которые втягивались в антифашистскую борьбу — не с самого начала, а когда крах гитлеризма стал очевиден каждому здравомыслящему человеку.
Берлинцы показывали мне, где был бар «Мексико» и «Цыганский подвал», — эти хитрые места гестапо, где прослушивались все разговоры посетителей; показывали мне то место, где находился кабачок «Грубый Готлиб», — точность в описании «атрибутов» исторического повествования так же необходима, как выверенность факта и четкость позиции.
С большим трудом мне удалось найти охотничий домик Гиммлера и Гейдриха. Побывал я и в Каринхалле — замке Геринга, разрушенном в дни войны! На лесную дорогу, которая ведет в Каринхалл, выбегали олени и долго смотрели на нас: с тех пор как рейхсмаршал перестал стрелять из лука, животные привыкли к людям, не боятся их и уходят с дороги, лишь если шофер резко им посигналит…