Выбрать главу

Любить человека — это значит в первую очередь верить ему. Я очень верю Валерию Туру. Я знаю его мечту: он хочет на время университетской практики, или взяв отпуск, уехать в тайгу, на одну из молодежных строек, и поработать там несколько месяцев. Он привезет оттуда новые стихи и очерки. Это будет свежо и талантливо, потому что идет молодой писатель по правильно выбранному пути. Он умеет видеть новое, что пришло. Он любит это новое и умеет выразить свою любовь новым словом — стремительным и неожиданным, а потому поэтичным. И мне очень хочется как-нибудь весной, когда тайга сделается синей и прозрачной, а снега будут казаться розовыми, забраться в Саяны и встретить в палатке строителей, которые уже прошли Каспу и сейчас рвутся к Тайшету, моего московского друга. Мы бы сидели вокруг самодельной печки, пламя бы в ней ломало неистово и жарко, мы бы пили чай из железных кружек и слушали стихи о людях работ, которые свято относятся к творчеству.

РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ В. МАКАНИНА «ПРЯМАЯ ЛИНИЯ»

Для меня нет вопроса — печатать или не печатать эту рукопись в нашем журнале. По-моему, автор — человек очень, по-настоящему, по-современному талантливый. Я очень порадовался, что к нам в прозу пришла такая свежая, интересная вещь. Вещь удалась. В целом вещь удалась, хотя кое-что надо бы перекорежить. Перед тем, что я выскажу свои соображения по перекореживанию, хочу сказать, что печатать «Прямую линию» надо никак не откладывая. Ее надо печатать сразу же, как только автор сделает кое-какую правку.

1. Категорически против смерти героя. Это женственность и мелодрама. Это — подтверждение тем слабым, провальным местам в повествовании, когда Белов сам себя, бедненького, жалеет и смотрит на себя со стороны. Это — не от его характера, это, по-видимому, от яростного желания автора самовысказаться в полной мере и сразу. Увы, так не получается. Словом, не надо повторять ни Экзюпери (Ночной полет), ни Уилсона (Брат мой...) Не знаю почему, но две эти ассоциации сразу же у меня возникли. Очень просил бы автора как-то это переколпачить. Готов дискутировать с ним в устной форме.

2. Что-то странное получилось с Костей в конце. Я принимал всю вещь целиком, поэтому не могу разложить на составные части очень удачный образ Кости, но тем не менее ощущаю каким-то собачьим чувством — что-то не то с Костей в самом конце. М.б., мне мешало его упоминание про суд? М.б., эту тему исключить в НАЗВАНИИ. Бутылки вина (не одна, а очень точно — две) — хороши, только суд бы убрать вообще. Не убежден, как быть с объявлением женитьбы. Это от кинематографа. Не надо.

3.В самом конце герой много обращается к детству. Он ГОВОРИТ, что не слышит полковника, ему, мол, ничего не важно и т.п. Во-первых, не надо автору кокетничать. Лучше это выражать еще тремя эпизодами детства, вроде повешенной собаки, к «дети, смотрите, брат умирает», но — только такого накала, не меньше. Пряник в первый день войны не пройдет.

4.Благополучный полковник еврей с «выражением на лице, свой­ственным определенному типу умных евреев» — никак не вышел, клянусь своим евреем папой. Автор слышит интонации и даже в тексте ставит тире, показывая, как протягивается «и». Но он это слышал, он этого еврея-полковника видел, а мне, читателю, все-таки это и не слышно и не видно, да уж и слишком он грубовато-благодушен, как святочный дедушка. Эту часть вообще надо помять, поискать краски, а то выходит компот из Ремарка пополам с Бабаевским.

5.О мелочах. В лагере не ходят с песней, это колония, а не армия, зэки ходят молча.

(217 стр) «белая помятость платка» — Чарская. Не надо выгораживать Г.Б. и подсовывать ему именно жену — Лену, а не просто женщину, с которой он мог когда-то давно спать, или пить спирт, или просто ехать полчаса на попутке. «Несколько пышненькая» — (15) — это Зощенко. Надо почистить его с Эммой в начале, там герой умильный... Этого не надо.

Эрго: пропахав прилагательные и объяснения автора по поводу происходящего, подумав над смертью героя и над Костей в конце — немедленно в номер. Голосую двумя руками.

«СВЕТЛОВСКИЕ АПЕЛЬСИНЫ»

1965 год

Удивительно это щедрый и добрый человек — Михаил Светлов. Для людей моего поколения он писатель хрестоматийный, хотя бы потому, что «Гренаду» мы учили наизусть в тревожные дни тридцать седьмого года, еще не умея читать и писать. А вот сейчас, совсем недавно он вошел в жизнь младшего поколения — десятилетних мальчишек и девчонок, подарив им три прекрасных апельсина. И хотя возраст этих апельсинов весьма почтенен и впервые о них заговорил Карло Гоцци, у Светлова они — всего лишь предлог для продолжения его диалога с читателем, а после работы с Театром юных зрителей — и со зрителем. Вот о спектакле мне и хочется сказать несколько слов, хотя, по-моему, нет в мире ничего сложнее, как написать рецензию на работу коллеги, товарища по перу, ибо рецензия — жанр никем не изученный, и не понятый, и чудовищно сложный тем, что в нескольких строчках разрешается дать оценку многомесячной, сложнейшей работе целого коллектива.

Когда я сидел на спектакле «Любовь к трем апельсинам», поставленным Евгением Евдокимовым, то смотреть приходилось то на сцену, то на ребячьи лица. И если бы актеры, занятые в спектакле, могли проследить за выражением глаз зрителей, то, право же, они получили бы истинное вознаграждение за свой труд, потому что ребята жили всем тем, что происходило на сцене, жили — замерев, сжав кулачки, когда появлялась злая Моргана, и заливались смехом, когда неистощимый весельчак и добрый друг Труфальдино выделывает свои поразительные кульбиты и смешит старого короля и плачущего принца так, что только диву даешься. Большой гуманизм пьесы — вера в три апельсина, в Дружбу, верность, понятна аудитории людей, воспитанных на добрых и верных традициях «Тимура и его команды». А то, что это — сказка, с ее великолепным миром приключений, блестяще, кстати говоря, оформленная художником Коваленковым, так с точки зрения «довода» — высшего смысла пьесы для мальчишек и девчонок — это только большой плюс, ибо, по Пушкину: «Сказка — ложь, да в ней намек, добру молодцу урок».

Постановка пьесы в Театре юного зрителя в какой-то мере вносит свою лепту в несколько затянувшийся спор о новаторстве и традиционализме в режиссуре. Поставленные в реалистической, годами выверенной манере «Три апельсина» ни в коем случае не выглядят несовременными, потому что все-таки главным мерилом современности стиля должна быть талантливость. А спектакль поставлен талантливо, и актеры работают просто-таки восхитительно. Я намеренно сказал «работают», а не играют, потому что великое искусство лицедейства это сложнейшая и труднейшая работа, это труд, приносящий радость и актеру и сотням его зрителей.

Можно было очень много говорить об актерских удачах, но, боюсь, трудно будет подобрать слова, эквивалентные тем краскам, которые смогли найти исполнители главных ролей, хотя и весь коллектив работает с полной отдачей. Особенно же хочется сказать о заслуженных артистах республики Л. Князевой, И. Паппе и В. Горелове. Князева блистательно ведет роль принца Тартальи — стройного мальчишки, который отправился на поиски трех апельсинов вместе с веселым человеком из народа — умным и смелым Труфальдино — В. Гореловым, бросив на троне короля Сильвио — И. Паппе. Каждый из этих трех артистов нашел такие краски выразительности, что сказочный герой перестал быть нереальным, чисто сказочным, а сделался живым человеком, со своим и только со своим характером, со своей и только своей манерой говорить, думать и поступать. Прекрасно работает в спектакле и театральная молодежь — в труппе ТЮЗа сейчас очень много по-настоящему талантливых, совсем молодых актеров и актрис, которые принесли и в дальнейшем будут приносить в работы театра свое, новое, задорное. С большой внутренней пластикой ведет свою роль Л. Ахеджакова — роль сложную и тонкую.

И конечно, во многом спектакль своим успехом обязан художникам Е. Коваленко и В. Кривошеиной и композитору Оскару Фельцману, который написал звонкие и веселые песни, точно встроенные в декорации пьесы.