или ступай в монастырь – огородное дело призвано в плоти чужой
пробуждать аппетит, но не смогла, выключала Mozill’y несмело,
чтобы друзья из Канады (курилка и чат, летнее время и платья из
легкого шелка) знали, что дедушка Чехов и вырублен сад, старая
дева и просто дурная кошелка. Как он искал на колене от родинки
след (вот и любимую родинку уж удалили), но для любви в этом мире
препятствия нет, мессенджер тонко сопит в незакрытой Mozille. Если
нам скучно, ты можешь меня удалить, прямо пойдешь и увидишь
себя же, конечно. Рыбка-красавица, тут золотая финифть, что ты
лежишь на песке, голодна и увечна. Рыбка-красавица, он мне велел
уходить, окна закрыть (гром весенний бывает порою), и не спасает
тебя золотая финифть, магма кипит, словно кубики льда под корою.
С крыши капает дождь прямо на сцену, с помощью ложек эмалевых
сопровождает гром. Можно, сегодня палевое надену? В магазине
готового платья с таким трудом удалось, перемеряв отдел для
не слишком тощих, потому что затянутость в нас выдает корсет
– по сценарию здесь появляется фавн из рощи с полным кубком
медового. Аплодисментов нет. Ну послушайте, мельник-колдун,
я люблю Лаису, потому что уныние – всё-таки смертный грех. Ну
всего лишь одиннадцать – правда у вас открыто? Немного рису.
Почему я опять получаюсь глупее всех. Ну послушайте, мельник-
колдун, наколдуйте что-то, чтобы эта Лаиса тоже проснулась вдруг
влюблена, и забросила все эти глупости Дидерота, пророщенную
пшеницу, тунику из белого льна, пришла ко мне и спросила: «А
есть еще чистый кубок? Потому что у нас на театре реквизитом не
выдают то, что потом шипит на дне и капает с губок. Что вы пьете,
любезные? Снова какой-то брют?». Ну послушайте, мельник-колдун,
что мне делать с нею? Сидит здесь в гримерной со своим гаданием –
суженый, бойлер плох, мы почти замерзли, а я рядом с ней немею,
и персидская кошка идет набираться блох – это тоже мера любви,
но для нас она беспримерна, мы не пожертвуем своим комфортом и
чистотою рук. Я мог бы служить Лаисе почти что верно, если бы не эта
пустая комната, под потолочком крюк. А вот она придет и спросит:
«Ты где обедал? Штукатурка падает прямо в супницу – реквизит
нужно беречь, простился и сам не ведал, но как-то вот стало легче и
не болит. Как-то вот стало легче, а я ничего не знаю – где ты и что ты
там, прежде вот пошехонская старина – лучше б еще алансонских
лент прикупили к маю. Ну ты ведь не будешь жадничать? Ведь я
для тебя важна?». Неизвестно, чем вообще закончить эту историю,
не имеющую финала, потому что посредственность и Вечная
Женственность – две стороны листа, и можно начать всё заново, если
вам кажется мало, наполовину заполнена, наполовину чиста.
80
Достает тебе до плечика на самокате карла, хотелось
81
как-нибудь
поверху – ан получилась весна красна. Солнечное сплетение на
занавеске, канцлеру нравится Марла, барахлит ваше сцепление,
сорок часов без сна. Хотелось как-нибудь по верху – сегодня на том