– Уинтермьют убил Армитиджа. Запустил его в спасательном модуле с открытым люком.
– Хреновато, – посочувствовал Флэтлайн. – Но он же не был вроде лучшим твоим другом, верно?
– Он знал, как отклеить ядовитые капсулы.
– Значит, Уинтермьют тоже знает. Уж это точно.
– Я не шибко верю, что Уинтермьют мне скажет.
И снова этот жуткий, железом по стеклу, эрзац-смех.
– Умнеешь, похоже.
Кейс щелкнул симстим-переключателем.
Чип в оптическом нерве показывал 06:27:52, Молли успела уже наклеить себе обезболивающий дерм, и Кейс более часа следил за ее перемещениями по «Блуждающему огоньку», на дармовщинку притупляя свой отходняк чужим синтетическим эндорфином. Боль в ноге прошла, Молли словно двигалась в теплой воде. На ее плече примостился «браун», его крошечные, похожие на хирургические зажимы, манипуляторы цепко держались за поликарбон костюма.
Грубые стальные стены, заляпанные эпоксидной смолой, крепившей во время оно какую-то обшивку. Мимо проехала на колесах-дутиках тележка с двумя рабочими, Молли вжалась в стену, присела на корточки и выставила перед собой игольник; ее костюм стал серо-стальным. Худощавые, наголо обритые негры в оранжевых комбинезонах. Один из них негромко напевал на незнакомом Кейсу языке, мелодия звучала непривычно и навязчиво.
Молли все дальше углублялась в лабиринт переходов; Кейсу вспомнилось сочинение 3-Джейн, которое читала голова. Бредовое, абсолютно бредовое сооружение; бред, насмерть вросший в смолобетон, намешанный из эпоксидки и в пыль перетертых лунных пород, бред, пропитавший стальные конструкции и бесчисленные – уже не штуками, а тоннами измеряемые – безделушки, всю эту беспорядочную хурду-мурду, которую натащили они с Земли, чтобы выстлать помягче свое гнездышко. И не просто бред, а бред непостижимый – в отличие от сумасшествия Армитиджа. Это сумасшествие Кейс понимал или, во всяком случае, думал, что понимает. Изогните человека, изогните изо всех сил, а затем изогните его в обратную сторону и снова – до предела. Повторите операцию несколько раз, и человек сломается, как кусок проволоки. Именно это и проделала с полковником Корто история. Именно она выполнила всю грязную работу, Уинтермьюту только-то и оставалось, что выделить этого наиболее подходящего человека из огромного количества прочих обломков войны, а затем легко, как водомерка по глади стоячего пруда, скользнуть в серое плоское поле его сознания первыми сообщениями, вспыхнувшими на экране детского микрокомпьютера в затененной палате французского дурдома. Уинтермьют сконструировал Армитиджа почти от нуля, взяв за основу военные воспоминания Корто. Но «воспоминания» Армитиджа не могли совпадать с воспоминаниями Корто; очень сомнительно, чтобы Армитидж помнил о предательстве, о вспыхнувших, как спички, «Ночных крыльях»… Армитидж являлся чем-то вроде отредактированной версии Корто, а когда напряжение операции достигло определенного предела, механизм Армитиджа сломался и на поверхность всплыл Корто со всей своей виной и болезненной яростью. И теперь Корто-Армитидж мертв – маленькая ледяная луна, кружащая вокруг Фрисайда.
Кейс подумал о ядовитых капсулах. Старик Эшпул тоже мертв, получил от Молли стрелку, так и не дождавшись, пока подействует сверхдоза бог весть какой дряни. Вот это – действительно странная и загадочная смерть, смерть свихнувшегося короля. Намереваясь уйти из жизни, Эшпул убил и свою так называемую «дочь» – марионетку с лицом 3-Джейн. До сегодняшнего дня, до этих вот опосредованных через Молли и ее органы чувств блужданий по «Блуждающему огоньку», Кейс никогда не воспринимал людей такого, как у Эшпула, могущества как людей.
Власть в мире Кейса была сугубо корпоративной. Дзайбацу, транснациональные корпорации, определившие ход человеческой истории, взломали старые барьеры. Рассматриваемые как некие организмы, они достигли своего рода бессмертия. Убей хоть десяток ключевых фигур из руководства – дзайбацу ты не убьешь, ибо есть другие, только и ждущие возможности продвинуться по служебной лестнице, занять освободившиеся места, подобраться к обширным банкам корпоративной памяти. Но компания Тессье-Эшпулов была совсем иной, что особенно ярко проявилось в смерти ее основателя. Тессье-Эшпулы – это клан, своего рода атавизм. Кейс вспомнил комнату старика, весь этот мусор, домашнюю, вполне человеческую грязь, затертые бумажные конверты старых пластинок… Одна нога босиком, другая – в бархатном шлепанце.