Свистящий вдох. Тяжелый выдох. Казалось, что я не дышал всё то время, что находился здесь. Теперь же не мог восстановить дыхание. Лёгкие горели.
– Тебе бы самому сначала не убиться, слабак! – в её голосе интонировался страх потери, хотя старалась пренебрежительно обращаться. – Что ты вообще здесь потерял?!
Это была Динка. Моя... Кто она мне? Я и сам не знал ведь толком. Ни жена, ни подруга. Просто моя Ди. Моя тайная любовь.
– Как ты меня нашла, соплячка? – всё ещё дрожа я оттолкнулся от девчонки, чтобы взглянуть на неё искоса.
Даже в моём полувменяемом состоянии заставила залюбоваться жестокостью и красотой своего лица.
– Твоя дурная кровь меня к тебе привела, милый, – вперила в меня злой взгляд исподлобья. – Посмотри блин на свою руку! Ты зачем катетер так по-зверски выдернул, а?!
– Жаль, что не вместе с веной выдернул, – если бы Дина не упомянула, я бы до сих пор не обратил внимание на то, что кожу от локтя до запястья стягивала подсохшая дорожка крови.
— Я же боюсь за тебя, дурной, — толкнула меня в грудь. — А ты тут сидишь издеваешься!
– Который час, не подскажешь? – я украдкой выглянул через выступ, чтобы проверить исчезновение птиц. Чёрт! Они до сих пор кружились в воздушном танце!
– Ты серьёзно? Ты хоть представляешь как я испугалась, когда обнаружила твою постель пустой? И всю в крови? Идиот! Ведёт себя как ни в чём не бывало! Который час ещё у меня спрашивает! – я вздрогнул, когда предплечье сжала её прохладная ладошка. – Алияр, ты меня слышишь вообще? Что с тобой происходит?!
– Я на грани сумасшествия, Ди.
Подорвался с бетона как умалишённый. Что-то побудило меня обернуться и наклониться вперёд. Такое чувство было, что мама где-то рядом. Совсем близко. Снова уловил её душистый запах. Я сделал смелый шаг, как думал, ей навстречу, а… потом, потом всё произошло так быстро, что в горле застряли слова, которые мне так сильно хотелось проорать на весь мир. До разрыва голосовых связок. До потери пульса.
Мам, я так по тебе соскучился!
Глава 1
За три месяца до происшествия в прологе...
Нас всегда заменяют другими.
Последний день в детдоме
Динара
Дверь в нашу общую с девчонками комнату с грохотом ударилась об стену, и на пороге нарисовалась разжиревшая до безобразия туша директора. Грязно-желтая рубашка так плотно обтягивала его обвисшее брюхо, что несколько пуговиц не выдержали такого напора и повыскакивали из петель. Хорошо, хоть алкоголичку снизу напялить удосужился, не то смотреть на него было бы противно.
На этот раз он припёрся к нам не один: держал за ручку светловолосую девчушку лет восьми. Брезгливо так держал, кончиками пальцев. Как чужой огрызок, который его попросили выбросить, а он из вежливости отказать не смог.
– Доброе утро, Марат Байкалыч, – зевнула Дашка Устинцева, продолжая беззастенчиво потягиваться на койке со сбитой простынью, в то время как остальные девчонки выстроились перед толстяком в солдатскую шеренгу. Смирно.
– А ну встала, шайтанка! Это тебе не отчий дом, чтобы дрыхнуть тута до обеда! – всё-таки выдернул свои толстые пальцы-обрубки из маленькой трясущейся ладошки. Его мнимой вежливости хватило от силы на полторы минуты. Тьфу!
– Лучше бы ты вот эту в отчий дом отправил, дед, – с дерзостью кивнула Устрица на новенькую, испуганно втянувшую голову в плечи. – У нас свободных мест нет! Совсем ослеп что ли?
– Поговори мне тут, хамка! Надо будет твоё место займёт, а тебя вышвырнем! В подвале с крысами у меня жить будешь, – директор, стуча каблучками своих затасканных до дыр туфлей-лодочек, с грацией Весельчака вальяжно обошёл все три ряда и, как назло, остановился прямо у изножья моей койки.
Вот же гадость... Помойная.
– Мест, говоришь, нету, да, Устинцева? – ехидным шепотом процедил он по слогам, а затем подошёл ко мне ближе. Я чуть не блеванула от приторно-сладкого запаха его одеколона, с удушливой примесью животного жира. То ли курдючного, то ли козьего – хрен пойми! Но вонь аж глаза резала.
– Я могу уступить ей своё, – опередила его распоряжение, воинственно задрав подборок. – Всё равно скоро выпускаюсь. Какая разница: сейчас или через месяц, не правда ли, Марат Байкалыч?
Его поросячьи, близко посаженные глазки хитро сощурились. Крупный сальный рот растянула довольная ухмылка, обнажившая золотые зубы, которые чередовались с серебряными коронками. Стоило ему так ухмыльнуться, как у меня создавалось впечатление, что этот гад всё наворованное на чужом горе состояние, в челюсть свою поганую вложил.