— Чё встал? Тряпку в зубы и вперёд. Только попробуй где-то оставить липкие следы – заставлю вылизывать языком.
— Иди нафиг! — щёки пунцовые раздулись, — Без тебя со всем справлюсь!
— Вижу как ты справляешься, рукожоп.
По истечению парочки часов я разделался с мясом и нарезкой овощей. Сыч больше не донимал своей болтовнёй. Я даже сжалился над ним и испёк в мультиварке лимонный чизкейк, которым не часто его баловал. Брался за этот муторный процесс только если настроение располагало, но сегодня ради братишки сделал исключение.
— С меня достаточно, — выдернув вилку мультиварки с розетки я оглянулся на Узеира. — С остальным сам разбирайся.
— Куда это ты намылился? — он закинул на плечо кухонное полотенце и прискакал ко мне. — Не отпущу! Дядь Герыч не каждый день к нам в гости приезжает!
В дверь позвонили.
— Как вовремя ты взбрыкнул, сыч, — леща ему крепкого прописал. — Беги встречать, я сам поляну накрою.
Умчался.
— Здрасьте, дядь Гер! — у него аж голос от счастья засветился, — Как я рад вас видеть!
— Ты смотри как повзрослел-то! И усики проклюнулись. — Басовитый смех друга отца будто воздух сотрясал. — А плечи шире чем у меня. Настоящий джигит!
— Четырнадцать исполнится в этом году, — с тихой гордостью добавил отец. — А старшему двадцать три.
— Как быстро время пролетело, Сей. Вроде только вчера под стол пешком ходили, а сегодня уже лбы здоровые!
Атмосфера сразу наполнилась чем-то из прошлого… таким уютным и приятным, в груди щемящим.
Сердце пронзила печаль.
Мама вспомнилась. Живо представил себе как она сейчас прижалась щекой к крепкому плечу отца, с улыбкой наблюдая за мнущимся от стыда Узеиром.
— Ал, это сразу на стол поставить или убрать пока? — шёпотом затараторил сыч, подсовывая мне пузатую бутылку горячительного и коробку трюфельных конфет. — Они пить что ли будут, я не понял?
— Герыч без бухла, как сапожник без шила, — хмыкнул я, — Поставь конечно, мы гостинцы никогда не откладываем в сторону.
— Надо ещё соленья притащить!
— Глянь чтоб плесень там не плавала, а то Софа могла нам подсунуть свой испорченный товар.
— Ахахаха, ну ты как скажешь, Ал! — посмеиваясь, сыч выскочил на балкон. — Хоть стой хоть падай!
— Сын, ты что делаешь? — раздалось за спиной потрясённое. Я весь сжался внутренне, но ничем не выдал своё состояние.
— Ужин подогреваю, — обернулся к отцу, взмахнув запотевшей крышкой от кастрюли. — Здарова, дядь Гер.
Посмотрел на седовласого мужика, у которого на одутловатом лице было написано: безбожно пьянствую, и в два шага сократил между нами дистанцию, чтобы пожать его медвежью руку. Я, со своим ростом под метр девяносто и стокилограммовым весом, казался рядом с ним коротконогим дрыщем. Поистине русский богатырь!
— Здравия, парень! Ты смотри как возмужал, а! От девиц отбоя нет наверняка, — он будто не хлопал меня по плечу, а дубасил. Грудина вибрировала от силы интенсивности.
— Скорее это он девицам покоя не даёт, Гер. Разгильдяй безумный, — отец улыбнулся… он улыбнулся, вашу мать! Когда я в последний раз видел его улыбку? Чёрт, не припоминал даже!
— В дядьку весь пошёл, красавелла!
— Я уверен, что даже кое в чём превзошёл тебя, дядь.
Мужик поддатый, навеселе. Чё с ним серьёзничать?
— Харош, харош, — подмигнул мне заговорщицки. — не посмею засомневаться в этом.
— Я как вспомню твои проделки в студенчестве – затылок припекает, Герыч. Не смей моему младшему вещать о своих похождениях, понял? — с лица бати не сходила лучезарная улыбка… Я просто хотел им умиляться. Все проблемы, разногласия и наши ссоры были стёрты этим мгновением в пыль.
— А старшему вещать можно, получается? — продолжал подзуживать мужик.
— Старший сам тебя всему научит. — Ха! Батя прям по пьяне был в ударе.
— Пап, пойдёмте кушать! Всё ж давно остыло! — сыч больше всех проголодался, поэтому первым юркнул за стол. Я не стал указывать на его невоспитанность перед старшими, потому что отец тоже был поддатый. Он явно неспроста накидался, ещё и давнего друга пригласил... О чём же он нам поведать решил? Ночка намечалась весёленькая.
Вскоре непринуждённый разговор о их бурной молодости за распитием дорогой водяры и постукиванием столовых приборов, перетёк в напряжённую тишину. В пропитанном спиртом и никотином воздухе повисла недосказанность. Отец с Германом странно переглядываясь, набирали стопки горькой водой и синхронно осушали её залпом. У меня пропал аппетит. Отодвинул стул подальше от стола, вцепившись взглядом в потускневшее лицо отца. Во мне засвербело предчувствие чего-то нехорошего. Что ещё могло случиться? Худшей новости, чем удочерение жалкой детдомовки, я бы всё равно не услышал, но тревога упрямо продолжала полоскать нутро.