— Тише, без паники, — предупредил я соплячку, быстро стянул с себя косуху и накинул на неё.
— Боже, ты что творишь? — зашипела недовольно.
— Тебя от стыда спасаю.
— Мой свитер!
— Я же выкинул.
— Фиг тебе! — всё-таки подобрала его из угла и прижала к груди.
Топтал я эти ромашки!
В зеркале нарисовалась бабка в полиэтиленовом пальто и красном берете, держащая за поводок лохматую агрессивную собачку. Только не она! Мила, блять, Петровна, местный патруль с шестьдесят пятой квартиры. Моя ворчливая соседка. Иссохшая до костей версия Софы. Хотя не. У этой моли характер похлеще будет.
— Ох! Мама дорогая! Вы поглядите-ка кто у нас тут! — сначала кабину заполнила вонь нафталина с душком палёной коко-шанель, а затем лай Белоснежки — кликуха у собаки такая. Вдаваться в смысл скабрёзностей Моли Петровны я не желал, поэтому взял соплячку за руку и вывел отсюда.
— Чтоб тебя ливнем смыло, кошёлка старая.
— Здравствуй, паразит! Неужто остепенился? Одну и ту же девку к себе приводить стал, — оскалилась бабка, цепко разглядывая внешность соплячки со всех сторон.
— Здрасьте, — прошептала она, сжав мои пальцы. Занервничала. Да было бы перед кем.
— Хорошенькая какая, — лучше бы Моль Петровна не улыбалась – на выпуклых желтых зубах мазки красной помады плавали. Отвратительно. — Не променяй её на ту прошмандэ длинноногую. Вчера опять к тебе приходила, да так и ушла не дозвонившись!
— Про кого это она? — соплячка выдернула руку из моих пальцев и оттолкнулась.
— За неё деменция разговаривает. Не бери в голову, — снова обхватил её запястье и потащил за собой.
— А по-моему она адекватнее тебя разговаривает.
— По-моему тоже.
Рассмеялась и помахала бабке ручкой на прощание.
— Милая такая старушка.
— Моль сундучная.
— Это ты мне?
— Да ты заебала.
Я полез во внутренний карман косухи за ключами. Четыре дня на хате не был. Забыл, в каком виде её оставил, поэтому без зазрения совести впустил соплячку первой.
В прихожей оказалось чисто. Я скинул ботинки и нагнал её у входа в гостиную.
— В спальню заворачивай, соплячка.
— Дышать спокойно не даёшь.
— Рядом с тобой и я не надышусь, — обнял девчонку сзади и просунув руку под майку, прочертил влажную дорожку к её часто вздымающейся груди.
— Ниже, прошу тебя…
— Веди сама, малая, — прижал узкую ладонь поверх своей и слегка надавил.
— Мне стыдно…
— Врубить свет?
Сегодня утро темнее вечера. Портьеры над окнами наглухо задвинуты, поэтому спальня погружена в полутьму.
— Алияр, ответь мне, — сделала глубокий вдох. — Тебя хоть что-нибудь пугает на этом свете?
Я не был готов к такому вопросу.
— Пугает.
— И что же?
— Неизвестность.
— Вот как…
— А тебя? — прикусил нежную кожу у основания шеи.
— Ой! Я на что-то наступила!
На что-то шелестящее и скользкое.
Пришлось врубить свет. Чёрт меня побери. В какой притон превратилась моя спальня? Постель вся перевёрнута. На тумбе валялись бычки от сигарет, кое-где жестяные банки, а по полу были разбросаны презервативы. Не все использованные.
— В спешке видимо раскидал, — спонтанно выразился, отшвырнув ногой несколько зеленых квадратиков. — Зато как щас повезло – презики искать не придётся.
— Фу, какой ты бесстыжий! — Динка повернулась и с размаху врезалась в мою грудину. — К кому это ты так спешил?
— К тебе, — расплылся в обаятельной улыбке.
— Я похожа на дуру?!
— Ну, разве что чуть-чуть.
— Ты хоть знаешь, как я страдала по тебе все эти дни, подонок? — в её глазах застыли слёзы. — Сколько раз я молила тебя ответить на мои сообщения! А ты что? Ты просто... Ты просто развлекался здесь с кем-то?! Ненавижу тебя!
— Я сам себя ненавижу.
— Ты даже не ищешь себе оправдания, — горько усмехнулась. — Только за это я тебя и полюбила. За честность твою... — оттолкнула меня и ломанулась в прихожую. Вот тут я действительно пропал. Попытался расшатать свои извилины в надежде вспомнить события четырёхдневной давности, но ни черта не вышло...
Гонки. Девки. Пьянка. Туса.
А туса где была? Не помнил, честно. Сознание отшибло напрочь. Я под колёсами тогда маялся. Вот кретин!
— Дин, подожди! — выбежал в момент, когда она хлопнула громко дверью.
Из меня будто выпотрошили все силы. Внутренняя опустошённость резко напомнила то состояние, в котором барахтался пару недель назад. Хотел догнать её и поклясться в том, что не помнил ни черта, но не мог. Как бы ни старался, не удавалось выбраться из этой затягивающей на дно трясины. Обессиленно сжимал и разжимал кулаки, смотря на звенящую вокруг пустоту.