Неизвестно сколько так просидел у стены, гипнотизируя взглядом дверь. Она не вернулась. Ни спустя час. Два. Три. Медленно погружался во мрак. Беспомощный такой, сука, хоть ори во всю глотку. Тело будто плитой придавило. Дыхание затруднилось. Мне казалось, что я вдыхал последние минуты жизни, но в глубине души надеялся, что буду жить всему вопреки. Буду, не сдохну. Эта мысль не позволила бы упасть в отчаяние, если бы не сигнал сообщения, что неожиданно разрезал тишину.
Я слепо нащупал на полу косуху. Нашёл телефон и снял с экрана блокировку. Сердце долбанулось об ребра. Сообщение от соплячки. Фото прислала.
Осколки. Кровь. Красная бумага. Осколки. Кровь. Красная бумага.
Не вкуривал ни хрена. Что это?
Сознание подкидывало догадки слишком запутано.
Стеклянная коробка.
Сердце оригами.
Этого не может быть...
Мамин подарок, который я отдал Дине... Отдал, чтобы сохранила до лучших времён. Его она уничтожила. Глазам не верилось...
Я устала от тебя! Пусть нас больше ничего не связывает!
Глава 22
Ты даже не стоишь моей ненависти
Динара.
Осколки. Мне казалось, я разбита и разбросана по всей комнате вместо них. Собраться в кучу больше никогда не удастся. Моё сердце – разорванное оригами. Воспоминание вдребезги. Не осталось ничего, что нас бы снова связало – так теперь думал подонок. Я оборвала все связывающие нас нити. И это был мой единственный способ причинить ему боль. Достучаться до его сознания. Чтобы понял масштаб моей трагедии. Он не любил меня, чтобы разлукой нанести удар, поэтому я воспользовалась…
— Чем ты воспользовалась, дура? Фальшивым сердцем?! — я вдавила в ладонь осколок и разревелась. Грудную клетку разъедала горечь обиды, не обмана. Не обманывал он меня, и не изменял. Я же ему никто!
Ревела от отчаяния. От того, что я была такой безвольной. От того, что не смогла обойтись с ним так же беспощадно, как он со мной. Ничего я не разбила и не причинила вред его воспоминаниям. Разве я могла?! Даже если невыносимо хотелось отомстить ему за безразличное отношение, у меня рука не поднялась лишить его того, что потом до конца жизни осталось бы невосполнимым.
Сердце не тронуто. Вон, лежит на подоконнике, только уже без стекла.
Я разодрала в клочья подделку, которую создала сама. Втайне от него увлеклась оригами. Настолько меня впечатлила работа его матери, что захотелось повторить… Неказисто, неумело, но повторить.
Мои уродливые попытки валялись на дне дорожной сумки до худших времён. Кто бы тогда вообще знал, для чего они в скором пригодятся…
— Хватит уже ныть, — отбросила я осколок в кучу с обрывками бумаги и поднялась с колен. Стряхнула с них колючее крошево. Стекло оказалось тоньше, чем моя душа. Вручную собрать невозможно.
Странно, но я почувствовала облегчение. Порезы на ладонях перестали саднить, стекающая по пальцам кровь больше не раздражала. Я принялась за уборку как ни в чём не бывало. Голову не отяжеляли мысли о подонке. Я сегодня достигла предела своих страданий. Нет чувств, лишь тупое онемение.
— Дин, что тут произошло?
Я совсем забыла о том, что в гостиной спал Хан, вернувшийся со смены, поэтому подпрыгнула на месте, когда услышала его голос за спиной.
— Привет! — на нервах обернулась к нему, не спрятав раненные руки в карманах толстовки. — Случайно разбила банку.
— Ты поранилась, — заметил капающую с пальцев кровь, и резко бросился в мою сторону.
— Не приближайся, Хамзат! Ты же босой.
— Покажи, — подошёл несмотря на предупреждение и наклонился ближе. Густые чёрные пряди волос упали на лицо, скрывая от меня его беспокойство.
— Да нормально всё, — попыталась отмахнуться, но Хан перехватил в воздухе мои запястья. Напомнил о грубости подонка, поэтому я рефлекторно вырвалась и отскочила к кровати. От испуга тошнота подкатила к горлу. Не успевала глотать слюну.
— Дин, ты чего? — сделал шаг ко мне, я два назад. Сделала бы ещё, если бы не упёрлась икрами в изножье кровати.
— Я же сказала, что всё нормально, — голос срывался на сип. Присела на корточки, и принялась собирать осколки. Только бы не расплакаться, Боже. — Можешь оставить меня одну, пожалуйста.
— Я вызову скорую, Дин. — сквозь мутную пелену перед глазами увидела, как его ступни отдаляются, поэтому вскрикнула.
— Не смей! Не вызывай никого!
— Тогда объясни, что произошло. На тебе лица нет, девочка.
Разве есть поступку подонка объяснение? Стыдно было просто прокручивать в голове увиденное. Как он мог вести такой грязный образ жизни? Самого не претило?!