— Будь он неладен!
— Кто?
— Мадлен, кто же ещё!
Я насторожилась.
— Он приходил к тебе?
— Нет! Бесит меня, — она упала на свою койку и спрятала голову под подушкой.
Мужчина какой! Сдержал своё слово. Не потревожил.
— Ну и хорошо. — Я принялась изучать содержимое её тумбочки. Полупустая пачка овсяного печенья, недопитый яблочный сок и две карамельки. Не густо. Хан как знал, денег мне дал на расходы... Сейка не любила каши и супы, поэтому я старалась чаще приносить что-то второе, чтобы не оставалась тут голодной. Могла картошку лопать в любом варианте. И не надоедала она ей!
— Динка...
Она выглянула из-под подушки, закусив краешек губы.
— Говори, прелесть.
— Я кое-что должна тебе рассказать...
— К вам можно? — раздался бас из-за закрытой двери, и мы обе повернулись.
— Ой! — подскочила с койки и вцепилась мне в предплечье. — Прости, но ты будешь в шоке!
— Что опять? — потрясённо выпучила глаза.
— Он пришёл! Как же я забыла!
— Кто?
— Дядя Сеймур!
Меня будто по затылку чем-то тяжёлым огрели.
— Кто-о-о-о-о?
— Дядя Сеймур!
— У тебя есть дядя? — я чувствовала, как с каждой секундой всё сильнее слабеют конечности, поэтому сложно было пошевелиться. — Откуда он взялся?
— Он не родной мне! Блин! Я потом тебе расскажу! Ты только не обижайся, ладно? — поцеловала в щеку, а после отодвинулась и сложила на груди руки. — Умоляю, скажи ему, что я сплю! Он не должен видеть меня в таком виде!
Глава 24
Спустя три дня...
И в тот момент, когда земля сырая станет пухом
Мы, видимо, да, видимо, научимся любить
Мияги
Алияр.
— Ал, к тебе можно? — в дверной прорези показалась лохматая голова Узеира.
— Нельзя. Я занят. — с трудом перевернулся на другой бок и уставился невидящим взглядом в стену. Зодолбало всё. Все! Самому от себя тошно. Невыразимо как!
— Ты уже тритий день ничем не занят! — несмотря на моё предупреждение забежал в комнату, а затем рухнул на кровать. Бомба. Матрас чуть пополам не схлопнулся. — Что с тобой? Ты заболел?
— Простыл, ага. Лучше сгинь, не то и ты подхватишь.
Я лежал на самом краю, поэтому он придвинулся ещё ближе. Неуклюже ударился коленом мне в поясницу и резко одёрнулся.
— Ауф! Я не специально!
— Пошёл вон отсюда.
— Ал, ну! Мне скучно одному!
— Иди в плойку* зарубись, — ладони под щеку просунул.
— Мне не с кем даже поболтать! Папа в больнице на сутках!
Ну как обычно.
— Пацанов пригласи. Хули ноешь, — у меня язык заплетался. Приходилось выдавливать из себя каждую букву. Что за тварь эта тяжесть, что засела внутри.
— У меня нет друзей, ты же знаешь. — Всхлипнул жалобно.
— Потому что ты лох.
— Хорошо, что ты у нас крутой босяк!
— Босяк? Ты хоть знаешь значение этого слова?
— Неа.
— Тебя кто-то босяком обозвал? — нахмурился. — Если что я им рёбра пересчитаю, ты только скажи.
— Давай пересчитывай! — пожурил меня сыч. — Я от тебя и слышал!
— А, ну иди погугли тогда.
— Мне лень! Ты объясни! — толкнул в спину. Несильно, а как будто вышиб из меня душу. Настолько чувствительным я был, что раздражался даже от лёгкого прикосновения.
— Узеир, последний раз тебе говорю — сгинь.
— Не дождёшься! — накрыл мою голову подушкой и крепко надавил. Держал под прессняком минуты две, а я продолжал лежать овощем. — Фигасе ты выносливый!
Знал бы ты какой я слабак, братишка, тебе было бы бесконечно меня жаль.
— Сыч, купи мне сигарет. — Тихо попросил, когда он соскочил с кровати.
— А волшебное слово?
— Пожалуйста.
— Вау! Да ну! Вот можешь же быть хорошим! — опять прогнул подо мной матрас, и навалился на спину всей тушей. Позвонки захрустели. — Люблю тебя, брат. Хоть ты и часто меня бесишь!
— Всё. Отъебись.
— А деньги на сиги?
— У тебя что нет?
— Я на подарок откладываю!
— Для девочки? — хотел посмотреть на него, но веки не разлеплялись. В глазах сухость. Я снова проваливался в сон, которому казалось не было конца.
— Да!
— Красивая хоть?
— Ты должен её увидеть!
— Настолько тебя очаровала, что не стыдно мне показать? — слабо хмыкнул я.
— Твои мысли только об одном, блин! Лишь бы меня к кому-то пристроить! — возмущенно запыхтел. — Я вообще-то Сеймуре на подарок коплю, ясно!
В ушах зазвенело как от резкого удара. Я лег на живот и тяжело задышал. Пиздец. Только начал остывать от пережитого, как он поджёг во мне огонь агрессии и ревности. Как тупо ревновать, да? Я же вырос давно, а всё равно под рёбрами засвербело. Ни с кем не хотел делить родных. Чёрт. Совсем ни с кем.
До треска сжал в кулаках простынь. Противно было ощущать, как по венам несётся ток. Я же просто хотел валяться мёртвым грузом. Я же просто хотел отречься от реальности. Почему мне не давали покоя ни думки, ни близкие? Я устал. Реально устал думать, устал чем-то и кем-то дорожить. Как хорошо было, когда я просто куролесил. Мысли расплющивало под силой адреналина. Был пустоголовым. Ветреным, как она называла. Наслаждался в моменте. Действительно жил одним днём. А что теперь? Медленно разлагался. Меня как черви труп сжирали сомнения, чувство вины и обиды. Я в самом себе потерял себя настоящего. Да, и такое со мной случилось. Иди и не запутайся в чертогах своего разума, кретин.