Вместо цветов разбросал вокруг него свои таблетки, что прятал в ванной под отколотой плиткой на протяжении месяца. Контролировал своё состояние сам. Три дня бешеной эйфории, от которой на потолок лезть хотелось, и три смертельной апатии, от которой еле бился лбом в стену. Смена фаз шла с завидной точностью. А раньше не так было. Или просто я не замечал?
Кто помог мне сбежать из психушки?
Поверить невозможно.
Карлов... Младший.
Через час мы должны встретиться у его дома. Сделку заключить. Не знал какую, но нажива была такой заманчивой, что я не задумывался о последствиях.
— Бо, окажись ты сегодня на моём месте, как бы наказал убийцу своего друга? — придвинулся на коленях ближе к деревянному кресту. Рукой провёл по выжженной гравировке. От даты рождения и смерти взгляда оторвать не мог. — Вот как бы ты поступил?
Прислушивался к ветру. Будто шептал утешительно... только не убивай.
— А если тонко ранить?
В кармане моём сворованный шприц лежал. Я давно уже нашёл ему применение. Потому решительно встал на ноги.
— Я вернусь, как только разберусь с этим уродом. Обещаю, что отомщу за вас. За твою любимую, и за сына. — затаил на пару секунд дыхание. — Да, Бо, теперь ты знаешь, что у тебя скоро родится сын. Кусочек тебя. Твоё продолжение.
Не попрощался… ушёл как привык.
Пешком дошёл до трассы. Попутку словил. В кармане по-прежнему кроме шприца ни гроша. Расплачиваться чем? Жалостью... не пришлось, потому что мужик пожилой с понятками попался. Бесплатно довёз до склепа Карловых и, мало того вдогонку помощи предложил. Неужели я выглядел настолько ущербно? А когда я в последний раз рожу свою в зеркале видел? Три месяца назад... В палате не было зеркал. Не было ни единого предмета, которым можно было бы нанести себе повреждения, разве что только уголки книг, которых там было больше, чем кирпичей в здании клиники. Даже ногти состригал под пытливым надзором! Пиздец, я сейчас бородатый, обросший и исхудавший. Мученик бухенвальдский.
— Быстро ты однако.
Едва я сориентироваться успел, как мне навстречу вразвалочку поплёлся дряблый. В балахоне каком-то чёрном, как в мешке мусорном.
— Чего тебе от меня надо?
— За мной следуй. — Шмыгнул “припудренным” носиком.
Разговаривать не собирался. Ну и похуй. Я и сам не горел желанием.
— Не резать и не бить, — хохотнул он, впуская меня за ворота с колючим переплётом на верхушке, как в тюрьмах. Высотой доходили до проводов электрических. Комар мимо не пролетит, блять.
— А заколоть?
— Фила дебила? — снова заржал. Обдолбанный, а не припудренный. Зрачки на выкате, но меня это не напрягло.
— Он в доме?
— В голубом шаре.
Я развернул его к себе за плечо и в шею жирную кулак поперëк вставил.
— Где эта гнида прячется?
— В голубом шаре! Чего не ясно-то?
— Я тебя на этот шар натяну, если в дурака валяешь. — Толкнул вперёд. — Шевелись быстрее.
— Эй! Ты ж мой приятель!
— Совсем попутал?
— Веди себя как «обратная сторона» Карлсона. — Расплылся в уродливой улыбке, взглядом тревожным по двору блуждая. — Тут псы не дремлют.
— Какая обратная сторона?
— Ты чë не знал, что Карлсон и есть Малыш? Он его альтер-эго, дурень! Тëмная сущность! Пацан пакостил, чтобы внимание родаков привлечь, а потом свои проделки на негодяя с пропеллером сваливал! Вдуплил, не?
Твою мать, сейчас бы над этим покумекать! Куда я попал?!
— Хватит придуриваться, малыш раскормленный. Веди, куда ты там меня вёл? В голубой, сука, шар. — Снова хотел его за глотку цапнуть, как из-за туи пушистой вынырнул шкаф бритоголовый. За ним поползли широкие тени.
— А? Что я тебе говорил? — закашлялся противно.
Отпустить пришлось. Сил на всех не рассчитать. Не в том расположении духа, да и месилово устраивать не собирался. Препарат вовремя подействовал, притупил бешеные рефлексы. Я был ровным и в здравом рассудке. Ну, почти что в здравом.
Бэ́нкси — псевдоним анонимного английского андерграундного художника стрит-арта. Настоящее имя и происхождение Бэнкси неизвестны, вокруг его биографии в обществе ведётся много споров.
Глава 32.1
Карлсон затащил нас не на крышу, как я ожидал, а на цокольный этаж их мрачного особняка. Чем дальше тянулся тёмный коридор, тем спокойнее становилось на душе. Я настолько привык к поглощающей свет атмосфере, что аж кожа зудела, как требовала сырости и холода. Я амфибия, сука. Солнце видеть больше не хотел. В идеале бы никогда.
— Слушай, Малыш, ты только не трогай моего брата бездаря, окей? — повернул в мою сторону лохматую голову Карлсон. — Да и нахер он тебе сдался вообще?