— Не скажу, хоть порвись.
Рот широкий в тонкую линию вытянул. Ответ не порадовал. А чего он ждал, блять? Они с гнидой родные. Пусть хоть сколько добром отмыться пытается — чистить кровь самое грязное в мире дело.
— Ты не доверяешь мне.
Это не вопрос, а констатация.
Я кивнул.
— Ну, правильно, чë.
Карлсон неожиданно подцепил мой локоть и к стене смежной потянул. В тупик завёл.
— А дальше что?
— Мы на месте.
Огляделся. Глухие бетонные стены. Дверей нет.
— Ты издеваешься?
— Да погоди, Малыш. В щели чёт заело.
Протяжный скрип. Скрежет металла. По полу пополз голубой неоновый свет. Моих ног коснулся.
Чёрт!
Я аж подпрыгнул. Дрожь по конечностям прокатилась.
После бэд-трипов фобия появилась на резкие изменения в пустом пространстве. Отделаться от неё пока никак. Терпеть приходилось, но и подобное настигло меня впервые за полгода. До употребления галлюциногенных психика была не настолько раздолбана, чтобы мне что-то паранормальное чудилось.
— Добро пожаловать в шар, Малыш! Натяни меня, если сможешь, — заржал Карлсон, жестом внутрь приглашая.
— Это какой-то верх ебанатизма… — я вошёл… он не соврал, в шар. Голубая пустошь не вращалась, а тянулась вокруг нас, как субстанция густая. Везде были блики. Блики звёзд. Меня заполнило ощущение невесомости. В открытом космосе будто очутился. Приступ эйфории ощущался именно так! Ты просто комета! Паришь где-то один на Сатурне, стираешь себя в пыль, что кольцом плотным планету обрамляет.
— Ну что, на заплыв?
— А?
— Заплывай, Малыш. — Подтолкнул вперёд. — Ты третий.
— Мозг мне ломают твои ребусы! Расшифруй хоть один!
— Кроме нас троих об этой комнате больше никто не знает.
— Я похож на имбецила? — закипать начал. — А отец ваш чё, не в курсе?
— Отец уже там, — ткнул пальцем в “небо”. — Неплохо он ко мне относился. Нормальный мужик был. Царствие.
— Давно потерял?
— Год назад. Но никто не знает. Ты третий.
Манера его речи и повторения просто вымораживали!
— Что вы тут храните? Труху невинных жертв?
— Я свой покой здесь храню.
— А смерть отца от кого скрываете, м?
— Ты Циня Шихуанди* знаешь, Малыш?
Брови мои от балдëжного произношения взлетели.
— Кто он такой, чтобы я его знал?
— Каждый школяр знать обязан! Ты образование какое получал? Дворовое что ли?
— Иди нахуй.
Карлсон вздохнул.
— По приказу отца скрываем. Прикольно, да? После кончины полномочия раздавать, да в узде выродков своих держать. Его мания величия недосягаемой осталась!
— Ты начинаешь меня раздражать.
— Бля, я забываю, с какой целью ты здесь... Извини.
— Ладно, чёрт с вами. Соболезнования мои прими.
— И ты мои, — в глазах бледных резко пропала ирония. — Прости нас. Прости, Малыш. Я не хотел и вовсе не думал, что Богдан умрёт...
В голове белый шум. Я потерялся в слепящей голубизне комнаты. Внутри всё судорогами сводило.
Почему он?! Почему не я?! Кому я такой нужен? С башкой дурной кто возиться будет? А у него любовь была. Осознанность. Счастье. Маленькая семья!
— Я не хотел...
— Заткнуться бы ты не хотел, толстый?!
— Тише, не буянь. — он прошёл вглубь и до потолка дотянулся. Отрегулировал свет в комнате. В синеву плотную нас погрузил. Жесть. Аттракцион иллюзий для моей расшатанной психики.
— Филя-я-я, мы тут, — нараспев брал гласные. — Выкатывайся, Фи-л-я-я.
Справа от меня жужжание механическое послышалось, краем глаза заметил, что стена как корабль с причала отталкивается. Рефлекторно повернулся и, ошалел. На кресло инвалидное наткнулся. Там тело сидело... огромное на вид. В синем отсвете кожу и рожу толком не разглядеть.
— Ты надурить меня решил? — я схватил дряблого за грудки. — Что это значит?
— Я всего лишь его обезвредил. — Плечами спокойно пожал.
— Чем?
— Не скажу, хоть порвись.
— Злопамятный нашёлся, блять!
— Малыш, роль плохого здесь играю я. Исключительно я! Так что стой и в тряпочку помалкивай, — Карлсон направился к брату, а я удерживать не стал. Вот интересно, что он провернуть решил.
— Не надо, Борь… — проскрипел неразборчиво. — Я не чувствую...
— Что он мямлит?
— Не вмешивайся! Наблюдай! — то на меня, то на уëбка озадаченно смотрел. — Надо, Филя, надо. Перед судом соловьëм у меня запоëшь, разбойник!
Со стуком приколотил руку к подлокотнику. Ремнём перетянул. Странно, что уëбок не стал сопротивляться, когда Карлсон шприц из рукава балахона вытрусил и крышку с иглы сорвал. Чем его накачивал? Цвет раствора непонятен. Синева грёбанная сгущала все краски!