Глава четвёртая, в которой нашла коса на камень — Борис рассорился с цифрой «7»
Борис нехотя сел за уроки. Мамы, папы и бабушки не было дома. Они уехали к знакомым на дачу и должны были вернуться только поздно вечером.
Борис торопился — к пяти часам он собирался в кино. На столе лежал билет, купленных мамой, на диване — праздничная белая рубашка и джинсы, выглаженные бабушкой, в углу стояли парадные ботинки, начищенные папой.
Раскрыв «Арифметику», Борис принялся решать пример № 924.
Пример оказался совсем пустяковым, и Борис уже записывал ответ — 1117, когда цифра «7» выскользнула из-под пера, ловко прыгнула и очутилась не позади, а впереди трёх единиц. Вот так — 7111.
— Сейчас же на место! — строго сказал Борис.
— Не хочу! Не желаю! Не буду!!! — завопила цифра «7» очень похоже на Бориса. — Никогда я, Семёрка, не соглашусь стоять позади глупых Единиц.
— Ты думаешь только о себе, — сказал Борис.
— А ты? — бойко отрезала Семёрка.
— Пожалуйста, вернись, — пересилив себя, попросил Борис. — У меня по географии единица, а завтра я по твоей милости схлопочу двойку по арифметике.
— А мне какое дело… — пропищала цифра «7», показывая язык.
— Ах так! — Борис опустил руку с пером, чтобы подцепить Семёрку и водворить её на место, но в последний момент наглая цифра отскочила к краю стола и принялась раскачиваться на одной ножке.
Борис перегнулся через стол.
Семёрка подскочила и забралась на люстру.
— Нахалка! — сказал Борис.
— С кем поведёшься, от того наберёшься, — пожала плечами цифра «7». — Скажи спасибо, что я ещё разговариваю с тобой.
Если бы бабушка была дома, она положила бы на стол энциклопедию. Поставила бы на неё табурет. Вскарабкалась бы на табурет и достала Семёрку.
Но, как уже сказано, бабушки дома не было.
— Ну, раз по арифметике не миновать двойки, зачем готовить другие уроки, — решил Борис и начал переодеваться, чтобы идти в кино.
Глава пятая, в которой между рубашкой Бориса и военной гимнастёркой Сысоева происходит важный разговор
— Где эта дурацкая рубашка? — сказал Борис, шагнув к стулу.
Слово «дурацкая» он произнёс просто по привычке. И Рубашка прежде прощала ему гораздо более грубые выражения.
Но в тот понедельник всё выходило боком.
— Чего ты терпишь? — пискнула цифра «7».
«В самом деле, почему я всё прощаю?» — подумала Рубашка, замахала рукавами и плавно взлетела со спинки стула к потолку.
Борис попытался схватить её за полу, но не допрыгнул.
— Дура! — крикнул он.
— Пожалуйста, не ругайся, — тихо попросила Рубашка, мягкая от природы. — Если ты извинишься, я прощу тебя, и мы ещё успеем в кино.
— Дура! Дура! — всё громче кричал Борис.
— Ты несправедлив, — попробовала усовестить Бориса Рубашка. — В бельевом шкафу со мной считаются не только трусы или майки, но даже бабушкина скатерть, которая ведь делила компанию со множеством добрых и умных людей.
— Дура и уродина! Думаешь, красиво махать рукавами?
— Ах так! — сказала Рубашка, вконец разобидевшись, и через открытую дверь балкона вылетела во двор.
Ей хотелось поделиться своими огорчениями, и она опустилась на верёвку, где досушивались вещи инвалида Сысоева, деликатно пристроившись с краю.
— Прекрасный вечер, — сказала Рубашка. — В такой вечер очень приятно сушиться. Не правда ли?
— Точно! — по-солдатски отрывисто, простуженным и хрипловатым голосом отозвалась Гимнастёрка. — Капитан Сысоев отлично выстирал меня, а через час, в шесть ноль-ноль, он будет меня гладить.
— Он сам? — спросила Рубашка.
— Кому же ещё? — ответила Гимнастёрка. — Ведь носит меня он. И мы с ним…
Гимнастёрка коснулась правым рукавом пятнышка на груди.
— Там как будто заштопано?
— Ранение, — ответила Гимнастёрка. — Я пыталась заслонить капитана, как поступил бы каждый боец подразделения. Но капитан был тоже ранен, и я пропиталась его кровью.
Гимнастёрка замолчала.
— Капитан любит вас, а мой хозяин только ругается. Но если бы мы пережили столько же…
— Не могу знать, — перебила Гимнастёрка. — Я пришла к Сысоеву в июне сорок первого, он был ещё мальчишкой, только из школы. И с первого дня он обращался со мной так же, как сейчас.
Борис слышал весь разговор. Ему стало невесело. Он разделся, свернулся под одеялом и уснул.
Глава шестая, где цифра «7» предлагает одно, а пантера Багира — совсем другое