Юри сжал кулаки, глубоко вдохнул и выдал:
— Я думаю, что до Финала сверху побуду я.
— Прошу прощения?
— Если ты не против, конечно.
— Я боюсь, я все еще…
— Ну, и если ты планировал продолжение. Я, наверное, забегаю вперед…
Лед вдруг качнулся и наебнулся, поменявшись местами с потолком. Я с ужасом почувствовал, как по лицу расползается самая поганая лыба, и я с этим ничего не могу сделать. Юри, явно страдая, закусил губу:
— Забудь, что я сказал.
— Юри, стой!
— Я сделаю флип, смотреть будешь?
— Юри, давай назад, погоди!
Какой я идиот, Боже мой. Как я быстро забыл, каково это. Без смазки, впопыхах, без тормозов и нежностей, а утром — на лед и в шпагат.
Какой ебаный стыд. Никифоров, ты не просто плохой тренер, у тебя в этом первый разряд.
— Юри, вернись!
Юри застыл у дальнего борта, я погреб туда со всех ног. Врезался рядом, поймал за плечи.
— Прости меня, я не подумал, я такой придурок, прости! Я не стал спрашивать утром, ты ведь всегда так смущаешься, и вообще любишь искать неловкость в любой ситуации…
Юри поднял голову и криво ухмыльнулся:
— Я их, скорее, создаю. Это ты прости.
— Не существует ни единого способа, ни на каком языке, прилично сказать, что у тебя просто болит задница. За что ты извиняешься?
Юри моргнул и засмеялся.
Он был чудесный. Он был просто…
Юри глянул за мое плечо, и у него потемнели глаза, сузились, он осторожно прикрыл ресницы. Я взял его за подбородок и приподнял, поцеловал аккуратно, не то чтобы боялся спугнуть… просто я ведь давно хотел нежно и неторопливо — и все никак не получалось.
Юри выдохнул, когда я отпустил его, и медленно открыл глаза. Поднял руку и потрогал мою щеку, как раздумывал — может, я сейчас пропаду? Убегу?
Я поцеловал его в ладонь, и Юри вздрогнул всем телом.
— Давай сегодня без растяжек и прыжков, ладно? Дорожки проработаем. После обеда у нас журналюги, потом медики, потом… потом отдыхаем.
— Не жалей меня, — Юри… ворчал? Нихуя себе. Ладно. Я тоже умею по-разному. Я нагнулся и заговорил на ухо, касаясь носом волос:
— Я тебя сегодня ночью уже не пожалел, Юри. И что мы имеем? Растяжечка — уже не наша высота.
Юри не просто покраснел — побагровел, как свекла. Задышал часто.
— Пообещай мне одну вещь, — я гладил его шею пальцами. Юри закрыл глаза.
— Одну вещь?
— У нас Эрос через четыре дня.
— Я помню.
— Когда будешь кататься — не думай о кацудоне.
Юри распахнул глаза и вздернул голову. Если я был не совсем дурак, Юри был в бешенстве. Он поднял руку и погладил мое плечо под футболкой.
— Виктор?
— Да.
— С чего ты вообще взял, что я думал о кацудоне все это время?
И правда. Сказать можно все, что угодно. Ладно, один-один.
— Пообещай мне одну вещь, — передразнил он. Передразнил?
Юри скользнул ладонью по моей шее, поправил волосы, убрав мою челку за ухо.
— Так.
— Когда будешь в следующий раз есть свинину— не думай о сексе.
Я был потрясен до глубины души. Юри смотрел исподлобья, наклонив голову. Вид у него был довольный донельзя.
Что за хрень.
Что я такое с ним сделал, как я это сделал, и я ли это был.
— Ничего не могу обещать, — пробормотал я, наконец, и Юри улыбнулся шире:
— Вот и я тоже. А теперь — флип?
Он объехал меня, дернув к центру арены, как будто чуял, что если задержится, я перегну его прямо через борт. Или знал, что через долю секунды двери откроются и ввалится итальянская сборная в полном составе — парники, одиночники, юниоры и тренеры.
Будь они все неладны.
В финал пробился Кристофф. Сумма его баллов после всех отборочных и этапов как раз набиралась необходимая. Это было замечательно. Я знал, чего ждать от Криса и как его обойти. Чем больше знаешь о противниках, тем лучше.
И Отабек Алтын.
Я прокручивал его выступления и интервью раз по пять каждое, разглядывая движения, записывая комбинации и даже зачем-то слушая голос.
Артистизм своеобразный, неочевидный и очень аутентичный, но талант налицо. Ладно. Это можно спокойно закрыть исполнением Юри, Юри в данном плане намного сильнее.
Технически же… я вернул ползунок на двадцать секунд и проиграл каскад еще раз. А вот это уже хуево.
Слабого места, в общем, кроме драматургии выступления, я не нашел. Плохо. Надо изучать ближе.
В моем последнем сезоне Алтын как раз дебютировал, и недурно, но мне скорее понравился его спокойный характер и достоинство, с которым он отбривал репортеров, отбивая вопросы о личной жизни, увлечениях и пристрастиях с мастерством теннисиста.
На банкете его ожидаемо не было.
Таких, как он, обычно и стоит опасаться — тихие страшные люди, которые толком не покажут, что чувствуют и чего хотят. Серийные маньяки и фигуристы, проебавшиеся в дебютном сезоне и собирающиеся непременно вернуться и всех опрокинуть в следующем. Нож за пазухой — убер-мега-супер-убойная программа, тонны боевого настроя. Взгляд убийцы.
Я бы еще ставил на Пхичита и Плисецкого. Пхичит, при кажущейся незаметности на фоне остальных, тихим сапом отгрыз уже два золота. Вроде бы и нет в нем ничего, но если приглядываться — не приебешься. Юрка… мне, может быть, очень хотелось верить, что я хоть чуть-чуть руку приложил к тому, что из него выросло. Он не был мне чужим, мне хотелось бы, чтобы у него все получилось. При том, что проигрывать я не собирался никому, ему проиграть было бы наименее обидно. Маленькое драконоподобное чудовище, которое уже проснулось, которому осталось во-о-о-от столечко, чтобы развернуть крылья и сожрать всех, кто позарится на его золото.
Оставшиеся две свободных позиции… Юри.
И Леруа.
Джей-Джея я знал дольше и лучше, чем Отабека. Хороший, правильный во всех отношениях мальчик. Свой фонд помощи детям-фигуристам, благотворительность, рок-группа, цифры с кучей нулей за фотосессии, и все нули — в фонд борьбы с раком крови. Блистательно талантливый, однозначно творческий, с отличной техникой и грамотной хореографией, умница просто. Красивый, в конце концов. Ему прочили долгую и блестящую карьеру.
Мудак, каких мало.
Впрочем, кто смотрит на то, что ты мудак, когда ты катаешься, как Бог. Скажете, я не мудак?
Криспино… не в этом сезоне. Сыроват. Очень хорош, но надо переключиться, это всегда видно, что в человеке еще сидит червяк, помимо катания. Вот выжрет его лед до конца изнутри — тогда повоюем.
Сынгыль. Черт его разберет. Всем взял, и мордашкой, и стилем, и неповторимостью, и энергией бешенной. Даже не знал я, что с ним не так. Я бы его агентам и дизайнерам руки вырвал из плеч и вставил обратно в задницу, но ведь костюм не решает ничего в отдельности, да? Только вот из-за костюмов его у меня и не получалось воспринимать Ли, сильного, в общем-то, противника, серьезно.
Да, я идиот. Назовем это чутьем.
За три дня до соревнований приехал Юрка со свитой. Окопался у деда — я почти не видел его в спорткомплексе, Плисецкий всегда пробегал где-то на горизонте, мелькая белобрысой башкой. Ладно, нашим легче.
За два дня понаехали канадцы, корейцы и тайцы с казахами. Я к тому времени арену уже видеть не мог, мы приходили покататься только рано утром и поздно ночью, чтобы быть по возможности единственными людьми на катке.
Юри на такую политику пошел с радостью. Конкуренты все еще пугали его до усрачки, несмотря на то, что, пообщавшись, он оттаивал и уже смотрел на них спокойнее.
Только чтобы пообщаться, надо было сначала как-то подтащить Юри к остальным.
Дешевле было не ввязываться.
Мне в чем-то нравилось его прятать. Юри включился в игру, меняя элементы в последний момент, прорабатывая другие, запасные варианты, которых еще никто не видел, переделывая работу рук и хореографию, добавляя новые эмоции.
Короче, как Алтын, натачивал нож.
Мне нравился он таким.