— А ты, значит, плещешься в бассейне с бывшим любовником.
— Если бы я избегал всех бывших любовников, Крис, мне пришлось бы уйти в подполье.
— Ах ты потаскун, — восхищенно пробормотал Крис и отсалютовал мне бутылкой. — Твое здоровье.
— Кто учит тебя русскому?
— Попович. Он как-то еще в Пекине поймал меня, пьяный в дым, заставил слушать свою исповедь и выпить с ним. Несчастный мальчик.
— Вы же ровесники.
— Да. Но для людей определенной ориентации все мальчики. Покажешь своего?
— Я не буду больше снимать перед тобой трусы. Смирись.
Крис долго смеялся, красиво запрокидывая голову и играя сильной шеей, потом втащил меня за руку на бортик и заставил одеться. Потом встряхнул бутылку и закрыл горлышко большим пальцем, поставил ее на колено и подмигнул мне:
— Хочешь фокус?
— Не хочу, — признался я. Крис и шампанское всегда после одной ночи в Сочи вызывали у меня священный ужас. Крис дернул бровями:
— Это был риторический вопрос.
Потом он резко согнулся и наделся ртом на горлышко бутылки. Я пялился, не зная, что мне чувствовать, и все боялся, что у Криса сейчас пена пойдет носом. Но он пошло скользнул ртом вверх и вниз, потом поднял голову, аккуратно вытер губы ладонью и улыбнулся. Я искренне зааплодировал.
— Крис. Ты ведь в говнище надрался.
— Извини, мы с Гошей только друзья, поэтому мой русский, моншер, еще не такой манифик.
— Я спросил, какая это по счету бутылка?
— А, — Крис удивленно повертел в руках бутылку, как будто не он только что этой бутылке отсосал. — Первая, Виктор. Будучи спортсменом, ты отучаешься гулять и обретаешь навык творить глупости на трезвую голову. Поэтому потом тебя сносит с глоточка вина, это же логично!
У него определенно что-то стряслось. Я не знал, как подъехать, поэтому стал просто ждать, пока Крис скажет сам.
Это выбивало из колеи и действительно расхолаживало, как хорошая такая пощечина — вы с Юри не одни в мире, вокруг вас еще люди, и у них тоже бывает бо-бо.
Я потащил Криса в отель, когда он заговорил о том, что неплохо бы искупнуться еще раз. Как раз в этот же момент у него посинели губы и он начал стучать зубами, несмотря на выпитое шампанское.
В лифте Крис шумно восторгался моей русской неубиваемости, потом обиделся, что мне совсем-совсем не холодно, потом вжал в стену и пьяно поцеловал, сграбастав за грудки.
Прежде, чем я успел оттащить его и обругать, случилось сразу несколько вещей.
Крис сдавленно застонал и отвалился сам, и вдруг качнулся — я едва успел его поймать.
Затем моя нога рванула так, что я чуть не лег прямо на пол лифта вместе с Крисом в обнимку. Мы стояли, как водой облитые, цепляясь за плечи, и пялились друг на друга с одинаковым ужасом. Потом Крис глубокомысленно изрек:
— Видишь, Витя, мы оба доигрались. Болезненно и чревато ходить на колядки.
— На блядки, — машинально поправил я. — В номере есть обезболивающее, из разрешенных. Только Юри не разбуди.
Естественно, Крис распахнул дверь в мой номер с воплем:
— Юри, мы замерзли!
Но, когда я подбежал к кровати, ощущение было такое, будто Юри и не спал.
Он сидел, обхватив себя за колени, и смотрел на нас.
Пока мы убалтывали Криса вести себя прилично, боролись на кровати за подушки и выслушивали его пьяные возлияния, что вся жизнь — сплошная несправедливость, я косился на Юри и не мог спросить прямо, что с ним. Но я мог догадаться.
Юри был бледный и все время потирал голову. И хрена с два я убедил бы себя, что это спросонья.
Выпроводить Криса удалось только под утро, поэтому на тренировку мы явились разбитыми и злыми. Юри катался, сжав зубы и хмурясь, я висел на бортике, стараясь не зевать, потому что это было бы совсем уж скотством. Он там катается, а я тут зубы сушу.
Мари и Минако пропадали где-то в городе, мы почти не видели их, а если и видели, то узнавали только по голосу — женщины дорвались до магазинов и чаще всего появлялись, обвешавшись разноцветными фирменными пакетами с ног до головы.
Они подали мне отличную идею. Тренировка шла ни шатко, ни валко, поэтому я решил спустить все на тормозах и остаток дня просто прошляться по городу, совершая набеги на местные магазины и никуда не торопясь.
Баба Света, а после и Яков, часто говорили — перед смертью не надышишься.
Думать о завтрашнем дне и волноваться о нем можно и не на катке.
Тем более, Юри упал в четвертый раз за последние десять минут. Потерпев еще полчаса, я скомандовал шабаш, и Юри, кажется, собирался от радости прыгнуть мне на шею.
Пока Юри мылся и переодевался, я наблюдал за прогоном итальянцев — Сара Криспино и две пары юниоров. Ее брата нигде не было видно. Сара каталась в одиночестве, и смотреть на выступление, которое никак не касается твоего профиля, не представляет конкуренции и не требует внимания разведчика, было потрясающе. Я просто смотрел и наслаждался, задумываясь, как давно этого не делал.
Сара была гибкая, легкая, на тренировку она надела какую-то летящую слоистую блузку, и тонкие лепестки ткани гладили ее, кутали, ласкали, вычерчивая тонкие руки и талию, высокую грудь. Длинные черные волосы в косе били по плечам, Сара прыгала легко и быстро, я дурел от ее скорости. Хороша.
И все равно вшивый о бане — через пару минут я подумал о том, что Саре недостает мастерства в дорожках, хотя в прыжках она великолепна, и что наша Мила уложит ее на обе лопатки.
Если уже не уложила.
Есть два состояния, когда тебе мерещится секс в каждой мелочи, в каждом движении и слове других людей. Первое — тебе шестнадцать, и ты готов дрочить даже на учительницу химии. Второе — ты только что вылез из койки, и раз везет тебе — пусть и всем повезет.
Я лениво гонял эти мысли, чувствуя себя старым извращенцем, когда до меня вдруг дошло — я еще не встречался с русской сборной. У нас была назначена пресс-конференция завтра с утра, на которой будут все участники Гран-При и их тренеры, но до этого я как-то подсознательно надеялся наткнуться на наших — на катке, например, в преддверии Финала традиционно зверели все тренеры, пытаясь снять весь лед для своих подопечных, если получится, на все сутки.Но русских нигде не было. Глупо было бы надеяться, что они остановятся в том же отеле, хотя я точно знал, что с нами вместе заселились канадцы, тайцы, казахи и женская сборная Франции.
Я хотел поблагодарить Якова и Юрку лично за помощь. Пожелать удачи. Мне вдруг захотелось знать, приехал ли Николай Семенович поддержать Юрку, в конце концов, Юркино Агапэ было напрямую запитано к дедушке.
Я пошел в сторону раздевалок, отлипнув, наконец, от борта. Юри уже должен был закончить.
Я совсем не ожидал врезаться прямо в Плисецкого в коридоре, ведущем в общий зал. Едва успел поймать его за плечи.
— Место встречи изменить нельзя, — я отодвинул Юрку на вытянутые руки, чтобы получше разглядеть. Юрка вырвался и хмуро пригладил волосы.
— Физкультпривет.
И если я был не совсем идиот, Юрка выглядел… плохо.
В последний раз я видел его таким, когда еще работал в сборной, и бедняга хапнул гнойную ангину. Серый, помятый и даже не злой — измордованный донельзя.
Выяснить причины было делом чести, он помог мне — мне хотелось вернуть услугу, хоть как-то. Последний наш разговор был лучше, чем я опасался, мне не улыбалось терять его доверие. Юрка мне нравился. Всегда нравился. Хороших людей стоит держаться, особенно если сам не сияешь. Да, шкурный интерес.
Да я его мелким видел, он же вырос на моих глазах. Инстинкт старшего брата, когда хочется отлупить того, кто обидел мелкого, в конце концов, еще никто не отменял.
Поплыл ты, Никифоров.
Да пусть бы и поплыл.
— Пошли, сядем где-нибудь, что мы все коридорами жмемся, — это предложил сам Юрка. Отлично, тепленьким бери. Видно, дрянь дело. Что случилось, интересно? С Яковом поругался, дед не приехал, в интервью наврали, ногу подвернул, волнуется перед Финалом? Опять загнался со своей программой?