Два месяца назад Павел поругался с Носковым. Носков курировал в "Молве" светскую хронику, считался вхожим в тусовки самого высокого полёта. Но конфликт получился не из-за работы. Носков нелестно высказался о Пенелопе Крус, назвав её старой усохшей мумией, которой давно пора на покой. Пашка актрису обожал и потребовал объяснений, и даже хлопнул Носкова по физиономии, удивив сей эскападой коллег и самого Носкова.
- Сильно обиделся? - спросил капитан. - Мог выстрелить?
- Едва ли, - ответил Павел. - Трепач он. Трепач и позёр. Но не более.
- Ценная информация. - Капитан посмотрел на часы, давая понять, что напрасно тратит время.
Была ещё Азиза Ветлицкая - ничтожнейшего вида пигалица, выпускница литературного института. Полгода (примерно) назад она брала у Павла интервью (писала дипломную работу об интернет-изданиях России). Когда Павел вспоминал эту встречу, в его душе вздымались самые тёмные жестокие волны, хотелось взять эту мартышку за горло и трахнуть башкой об стену. Повторить эту процедуру несколько раз, чтобы как следует поняла.
Беседа началась вполне миролюбиво, Павел даже позволил себе подмигнуть молодой коллеге (так он полагал) и предложить утренний кофе - как лучшее время для откровенностей. Азиза брезгливо отвергла предложение. Она (это выяснилось в процессе разговора) вообще не считала Павла журналистом, "И уж тем более вы не писатель, - сказала она. - Приставку "псевдо" необходимо применять, когда речь заходит об интернет-изданиях. Псевдо-писатели, псевдо-журналисты". От неожиданности смешавшись, Павел спросил, отчего такая строгость? "Или мы рылом не вышли?" На что получил ответ, что "вся эта писанина в Интернете гроша ломанного не стоит. Вы не несёте ответственности за свои слова. Вам позволительно нести чушь". Отчасти это было верно, а потому уязвило особенно сильно.
"Рассказать о Ветлицкой?" - подумал Павел, и понял, что мысль эта глупа.
Полицейский подписал пропуск и протянул его Паше: - Свободен! Не выезжай из города, об изменениях места жительства информируй. И без фокусов, парень!
Павел посмотрел на пропуск и представил, как выходит на "свободу": пустые улицы, одинокие фигуры... быть может, дождь или туман... В одно мгновение город стал злым и враждебным - стрелок может прятаться за каждым деревом!
- А нельзя меня, - Павел сложил пальцы клеткой и мотнул головою назад, в недра здания. - На некоторое время. Я... - признался, - боюсь.
Капитан кивнул, давая понять, что сочувствует. Спросил, какой в этом смысл?
- Если у тебя шиза или паранойя, камера тебе не поможет. А если, - он помолчал, прикидывая варианты, - кто-то решил тебя хлопнуть, пара дней тебя не спасёт.
- А больше? - с надеждой спросил Павлик.
- Десятку хочешь? - хмуро спросил полицейский. - Тогда убей его сам.
Опять сумерки, опять туман. Несколько суток исчезли из жизни, как призрак. Павел вышел на крыльцо, поёжился зябко, поднял воротник. Дежурный старшина "дружелюбно" посматривал в спину, машинально отмечая точку прицеливания под левым плечом. Павел кивнул и пошел. Через три квартала он задумался, куда идёт? Домой? Домой не хотелось. Быть может впервые в жизни, дом перестал быть крепостью. Дом стал ловушкой - капканом, в котором можно погибнуть.
В животе заурчало, и звук этот наполнил жизнь смыслом. Павел жив, он хочет есть. Первое невозможно без второго, а значит необходимо "Принять пищу", - так говорила сиделка в больнице, когда пятилетнему Павлику вырезали аппендицит. У перекрёстка Калининской и Днепрогэса, располагалась закусочная, она работала до самой ночи. Хозяин-таджик (проявив изрядную эрудицию и остроумие) назвал заведение "Метро Голдвин Майор". Поговаривали, что он служил в секретной части и дослужился до указанного звания.
После восьми вечера здесь можно было получить приличную скидку. Павел посмотрел на часы - стрелки почти выровнялись в горизонталь. Девять с четвертью.
- Выпить? - деловито спросила официантка.
Павел прочёл на бейджике имя: Люба. Удивился, что эта восточная раскосая девушка носит русское имя.
- Выпить? - переспросил, будто впервые услышал об алкоголе. - Нет, что вы. Мне бы... перекусить. Ну и... выпить можно.
Люба исчезла, Павел приник к столу и подумал, что в этом стеклянном ящике - ярко освещённом и вычурном, - он, словно волосок на лысине.
Люба принесла плов и плоскую чашку чего-то пряного и пахнущего спиртом. Павел поднял чашку, замешкался, раздумывая принять ли эту "огненную воду" сразу или оставить на потом. Официантка расценила паузу по-своему:
- Пей, дорогой. Уже можно, солнце зашло, Аллах не видит.
Кроме Павла в зале сидел только один человек. Он пил чай и читал газету, время от времени поднимая очки на лоб, и дальнозорко приглядываясь к мелкому шрифту. Павел почему-то подумал, что очки очень не идут этому человеку. Его круглому лицу, серым прозрачным глазам и короткому бобрику волос. Подумал, что этот человек носит очки недавно, быть может, купил их сегодня.
От плова и выпивки от сердца отлегло. Мир уже не казался тотально враждебным.
К выходу прошел очкарик, он бросил на Павла краткий взгляд и задержался.
- Послушайте, а я вас знаю, - придвинул стул и подсел. - Вы Павел Урусов, правильно?
Павел не ответил, но очкарик, очевидно, и не ждал ответа. Он радостно протянул руку и заявил, что большой поклонник их издания: "Это бомба! То, что вы делаете, ребята! Я большой поклонник вашей рубрики, Павел!"
Казалось странным, что очкарик знает имя и фамилию Паши (свои статьи он подписывал псевдонимом "Селезень"), однако встретить поклонника оказалось приятно.
- Я читаю все ваши материалы, и могу сказать, что у вас талант. Вы очень тонко и с юмором обгаживаете ваших... э... - очкарик покрутил пальцами, подбирая слово, - клиентов. Мастерски. Поэтому рубрика называется "Чайки пролетели"? Я прав?
- Утки пролетели, - поправил Павел с вялой улыбкой.
Очкарик жестом подозвал официантку, а когда она подошла, представил ей Павла:
- Талантливый журналист и гениальный селезень. Гадит метко и с задором. Вы, милочка, - очкарик надавил девушке на плечо, принуждая сесть, - запомните эту встречу надолго. Я бы сказал, на всю жизнь. - Мужчина ласково улыбнулся. - Жаль только, что она не будет долгой.
Далее всё произошло мгновенно. Девушка продолжала улыбаться, когда удавка затянулась на её шее. Официантка схватилась (вернее попыталась) схватиться за петлю, но пальцы только заскребли по коже, оставляя глубокие царапины. Тогда девушка вытянула руки вперёд, к Павлу, будто приглашая его на танец. Каблуки елозили по полу с противным зубовным скрежетом.
Павел оцепенел. Его мозг не успевал за происходящим: незнакомец, девушка, его работа, удавка... эти протянутые дрожащие руки живого ещё трупа и глаза - глаза официантки округлились до невероятных размеров, Павел различил багровую сетку сосудов и некстати подумал, что сейчас они начнут лопаться. Так и получилось - белки окрасились кровью.