Осторожно приоткрыл дверь, нащупал выключатель. Замер. Пальцы боялись надавить клавишу: пока в комнате темнота - есть шанс. Микроскопический шанс, призрачная надежда.
...Тело лежало на полу у плиты, подтянув под себя руки и ноги. Голова... На краткий миг показалось, что ба ещё жива, что она просто заглянула в духовку ("Павлик, ты бы проверил сам, мне кажется она теперь греет слабее!"). Сейчас она встанет и потребует, чтобы Павел опустился на колени и тоже сунул голову в тёмное жерло...
Потом он почувствовал запах гари - он просто ворвался в ноздри. Отвратительная вонь от сгоревших волос и плоти. Желудок моментально выплеснул своё содержимое, Павел вырубил свет - повезло, что рука вслепую нащупала выключатель! - привалился к стене и долго дышал, стараясь унять дрожь.
"Нужно пойти в полицию! Немедленно!" Какая-то часть мозга была твёрдо убеждена, что так и следует поступить. Другая половина (во главе с журналистом) возражала, что это не выход: "Три убийства. Три! Эти "висяки" полиция охотно повесит на тебя!"
Пальцы нащупали в кармане бумажку. Когда вернулась способность читать, буквы сложились в текст: "Милостивый государь! - записка была написана от руки, красивым самоуверенным почерком. - Соблаговолите как можно спешнее (а именно, сегодня ночью) посетить здание по адресу... - далее был подробный адрес и маленькая схема. - Убеждён, вы получите массу положительных впечатлений. Кроме того (как гурман и талантливый журналист), вы сумеете насладиться моим гривуазным бенефисом".
Внизу была приписка: "P.S. Впрочем, считать сие действо лично моим бенефисом было бы не совсем корректно, ибо спектакль целиком посвящён вам, мой юный друг! Искренно Ваш, Поклонник (так вы меня называете?)".
Ещё ниже был выведен маленький смайлик. Его нарисовали одним движением, не отрывая пера от бумаги. Получилось странно и завораживающе.
"Отказов, я так думаю, он не принимает. - Павел переступил через лужу блевотины, прошел в зал. - Ну и хорошо".
Он достал из-под кровати рюкзак, положил в него охотничий нож (дедовский, трофейный), моток верёвки и короткий металлический прут. Этой железякой подпирали окно в ветреную погоду. Иного оружия у Павла не было.
Удалось остановить попутку - и это было удачей. Водитель не докучал разговорами, и это стало вторым везением. Светофоры нервно перемигивались желтым светом.
Павел вспомнил свою первую статью. Он работал тогда на стройке. В смысле, подрабатывал. "Что значит, подрабатывал?" - спросил милиционер в "Приключениях Шурика". "Учусь в политехническом", - ответил Шурик. Павел институт уже закончил, но кому нужен молодой агроном? Глупый вопрос, на который есть только один, не менее глупый ответ - никому.
Днём работал на стройке, вечерами (иногда и ночами) разгружал фуры. Разгрузить фуру с арбузами - это вам не фунт изюму. Напарником был Сашка Маликян - худой жилистый парень, фотограф, и наркоман (это открылось позже).
Однажды Маликяну повезло - он сфотографировал Екатерину Бобровскую - восходящую звезду российских сериалов. Случилось это случайно, и при весьма пикантных обстоятельствах. Бобровская напилась на вечеринке, и уснула в туалете. В мужском. Со спущенными трусиками (эти ажурные кремовые трусики Маликян сфотографировал отдельно, в нескольких ракурсах).
При некоторой нескромной живости (или правильнее сказать жизненности?), фотосессия получилась довольно сальная. Нужен был меткий комментарий - его написал Павел. Он не стал "клеймить" кинодиву позором, напротив, с юмором и долей сарказма он обыграл "уставшую от многочисленных съёмок" Бобровскую: "Это так утомительно, снимать и сниматься. Не выдержав напряжения, звезда открыла кингстоны и затонула..." - тогда это казалось смешным. Статья называлась: "Как погибают пароходы - совсем не так, как поезда".
Редактор "Вечерней молвы", прочитав текст, пришел в восторг: "Никто бы не сумел обгадить её изящнее!" и предложил Павлу вести колонку. Вместе они придумали название "Утки пролетели" и псевдоним "Селезень".
Первое время он относился к новой работе (к слову, весьма прибыльной)... играючи. Не придавая значения. Казалось, что он подкалывает знакомых (и малознакомых) друзей. Отношение изменилось, когда Павел узнал о Бобровской: после статьи, её карьеры быстро и болезненно закатилась - студия разорвала контракт, не приглашали даже в рекламу.
"Кажется, она покончила с собой,- подумал Павел. - Ну и х...й с ней! Нечего было напиваться!"
- Тормозни здесь, братишка! - попросил водителя. - Как говорил Энтони Ньюли, остановите Землю, я сойду.
Водитель не улыбнулся, остановил машину, буркнул что-то неразборчивое. Кажется, пожелал удачи.
Здание предназначалось под снос - его окружили забором, до самой крыши тянулась плотная металлическая сетка и кокон из полиэтиленовой плёнки. "Удачное место для финала", - подумал Павел. Он не сомневался, что здесь и сейчас всё закончится. "Из нас двоих останется только один". В глубине души, Павел не сомневался, что погибнет именно он. Задача стояла нанести Поклоннику максимальные повреждения. "Чтоб, сука, надолго запомнил!"
В заборе виднелся едва заметный проём. Павел прошел бы мимо, если бы не увидел на белом куске доски смайлик - такой же, как в записке, - прорисованный одним безотрывным движением.
Внутри было темно, пахло пылью и мочой.
- Не обращай внимания на запах! - на лестнице вспыхнул фонарь, его зажёг Поклонник. - Это ерунда. Ты оцени масштаб моей задумки. Грандиозное действо! Когда-то в этом здании был театр... - продолжая говорить, Поклонник пошел вглубь, куда-то в недра здания. Павел направился следом. - На сцене играли величайшие актёры! Старая школа, мастера одного дубля.
Пройдя через кулисы (Павел понял, что это кулисы, рассмотрев в неверном свете фонаря обрывок портьеры, свисающей со штанги под потолком), они оказались на сцене. Из-за темноты она казалась просторной, практически бесконечной. Только рассмотрев "ракушку" суфлёра, Павел сумел понять её реальные размеры.
Поклонник остановился в двух шагах и стоял полубоком. Павел решил, что это удачный момент и бросился в атаку, на ходу выхватывая нож. С грацией матадора, Поклонник увернулся, завернул руку Павла за спину, вытряхнул их руки нож.
- Что за ребячество, мой друг? - Он оттолкнул от себя Павла. - Имейте терпение! Нужно расставить декорации, поднять "задник", понять мизансцену. Вы же писатель, а значит, обречены быть театралом!
Он скрылся куда-то в темноту. Через секунду оттуда донеслись ругательства, посыпались искры, медленно - будто нехотя, - разгорелся свет. Павел рассмотрел пыльную изломанную сцену, со следами былой роскоши, оркестровую яму, софиты. В далёком прошлом здесь, действительно, ставили пьесы.