Глава 9
Софья Златомирских.
Пилюля лежала на черной замшевой подушечке, похожая на крошечную жемчужину. Обычная с виду — белая, чуть прозрачная, с легким перламутровым отливом. Кто бы мог подумать, что внутри этой невзрачной оболочки заключена душа существа из другого мира?
Софья медленно приблизилась к столику, чувствуя, как привычно немеет левая рука — верный признак очередного приближающегося всплеска. Последние дни они участились, как сказал Шульман, это синдром отмены пилюль подавления.
— Ты уверена, что хочешь этого, душа моя? — дедушка взял дрожащую руку внучки в свои.
Его пальцы были теплыми и надежными, как в детстве, когда он часами держал ее за руку во время особенно сильных приступов.
Но хочет ли она?
Перед глазами Софьи пронеслись картины прошлого. Вот она, пятилетняя, рыдает в углу, потому что снова не может пойти на праздник — всплеск силы заморозил половину детской. Вот ей двенадцать, и она умоляет дедушку отпустить ее в обычную школу, но он качает головой — слишком опасно. Домашнее обучение, вечное одиночество, косые взгляды редких гостей.
«Нестабильная» — это слово преследовало ее всю жизнь. Его шептали служанки за спиной, его с тревогой произносили целители, качая головами над результатами обследований. Его со страхом повторяли потенциальные женихи, спешно откланиваясь после первого же знакомства.
Только Дима… Дима был другим. Он не шарахался от неё, не боялся прикоснуться. А теперь он в академии. Там, куда Софье, с ее проклятым нестабильным ядром, путь заказан. Разве что…
Она решительно кивнула и, пока не передумала, схватила пилюлю. Пилюля была неожиданно теплой, почти горячей. На мгновение девушке показалось, что она пульсирует, как крошечное сердце.
— Софья! — в голосе дедушки прозвучала тревога. — Не торопись, подумай…
Но она уже сунула пилюлю в рот и запила водой из стоящего рядом хрустального бокала. Проглотила, почти не почувствовав вкуса.
Несколько секунд ничего не происходило. Совсем ничего. Софья даже начала паниковать — неужели обман? Пятьсот тысяч империалов за пустышку?
А потом началось.
Первой замерзла кровь. Софья буквально чувствовала, как она превращается в лед, как кристаллы льда царапают вены изнутри. Боль была такой острой, что из глаз брызнули слезы — они тут же замерзли на щеках крошечными льдинками.
Кожу покрыла изморозь — прекрасные морозные узоры расползались от сердца к конечностям, как кружево. Софья словно превращалась в ледяную статую, чувствуя, как каждая клеточка тела кристаллизуется.
Волосы заиндевели, став похожими на тончайшие серебряные нити. В какой-то момент она поймала свое отражение в зеркале — существо из льда и снега, с пылающими голубым пламенем глазами. Красиво и жутко.
— Неужели я сейчас умру?
Но нет…
Потом пришла Сила.
Она хлынула в девушку потоком, заполняя каждый уголок. Чистая, первозданная мощь воды — но не бушующий шторм, как раньше, а спокойный, величественный океан. Софья чувствовала её всю — каждую каплю в воздухе, каждую молекулу влаги вокруг.
Внезапно всё закончилось — так же резко, как началось. Иней на коже растаял, превращаясь в сотни крошечных ручейков. Вода струилась по телу, пропитывая тонкую батистовую блузку насквозь. Ткань мгновенно прилипла к коже, став почти прозрачной.
По телу пробежала волна холода, заставив поёжиться. Прохладный воздух покрыл кожу мурашками.
Краем глаза она заметила, как Семён, застывший в дверях, смотрел на нее, не скрывая интереса, с открытым ртом. И Софья, разумеется, невольно засмущалась.
— Что вылупился? — рявкнул дедушка, заставив юного слугу отвернуться. — Как ты, девочка моя? — его голос тут же смягчился, когда он накинул на её плечи свой сюртук.
— Не знаю, — прошептала Софья, кутаясь в тяжёлую ткань и пытаясь унять дрожь. Она чувствовала, что стала ближе к своей стихии, чем когда-либо прежде. — Кажется, всё хорошо. Очень хорошо.
Дедушка тут же отправил Семёна за мастером Тихомировым — древним как мир целителем, который наблюдал внучку с младенчества. Старик появился удивительно быстро, словно только и ждал, когда позовут.
— Дайте-ка взглянуть на ваше ядро, голубушка, — пробормотал он, прикладывая морщинистую ладонь к моему животу.
Софья почувствовала знакомое прикосновение диагностической магии — теплое, чуть щекотное. Но в следующий момент старик отдернул руку. Его выцветшие голубые глаза расширились от изумления.
— Матушка-заступница… — прошептал он. — Да что же это такое?
— Что там? — дедушка подался вперед. — Говорите же!