Шутки шутками, но Алиса, что называется, "повелась". Мандраж охватил ее еще в тот момент, когда Завулон коснулся ее кожи на площади. Эмочка не знала, в чем конкретно будет заключаться "посвящение", но догадывалась, что ее ждут волнующие — возможно, даже мистические переживания…
На пятом этаже здания, где они сейчас находились, располагалась двухкомнатная квартира, которую Зед не так давно снял, чтобы не особо возиться с пассиями, подцепленными на "Яйцах". Кроме основного жилища у него было в городе несколько тайных лежбищ, но эта квартира к ним не относилась, будучи предназначенной лишь для любовных игрищ.
Завулон еще не проводил в ней "посвящений в готы" (предыдущие партнерши были не столь юны и наивны), но все, для этого необходимое, там имелось: свечи, благовония, репродукции средневековых гравюр на стенах, и — самое главное — удобный мягкий диван на три персоны…
— Парень, можно к тебе обратиться?
Гарик хмуро взглянул на соседа по лавке. "Так и знал, бля", — мрачно подумал панк. Он очень не любил, когда его вдруг начинали "лечить" представители старшего поколения. Особенно — незнакомые (хотя и родного деда, вздумай тот "докопаться" до его внешнего вида или привычек, Гарик, не задумываясь, сразу послал бы в баню).
Но хамить старику парень все же не стал. Юношеский максимализм, который еще пару лет назад заставил бы Гарика, как минимум, отсесть подальше, хоть и не полностью, но выветрился из него к девятнадцати годам.
— Можно, — сказал Гарик секунд через пятнадцать, после того, как прикинул, стоит ли общаться со словоохотливым дедком. — Только сразу предупреждаю — про Христа мне рассказывать не надо.
— Да что ты, какой Христос? — усмехнулся старикан. — Я и сам его не шибко жалую. Кстати, а ты-то почему против о Боге побеседовать? Неужели сатанист?
— А даже если и так, то что? — Гарик действительно был склонен относить себя к приверженца темных путей, но — из обычного позерства, а не из каких-либо рациональных соображений.
— А если так, то… — дедок хитро прищурился и сделал небольшую паузу, — я, пожалуй, подсказать чего-нибудь тебе смогу. — Если желаешь, конечно, — добавил он, слегка понизив голос.
Что-то в лице пенсионера мешало молодому неформалу посчитать нежданного собеседника простым городским сумасшедшим…
— Ой, а зачем раздеваться? — Алиса лупоглазым изваянием застыла рядом с будущим "алтарем", на котором Зед предполагал совершить "посвящение". Она уже успела восхититься гравюрами, красочными постерами рок-музыкантов и мрачноватыми деревянными статуэтками. Здесь было очень красиво и готично — примерно такие же интерьеры Алиса видела в глянцевом журнале, который недавно привез из Питера парень подруги ее двоюродной сестры. Но предложение хозяина этого великолепия застало девушку врасплох. Алиса несколько иначе представляла себе процесс посвящения в готы.
— Нет, ну правда, зачем? — повторила она. — Я читала в Интернете, что ведьмы раздеваются во время шабашей. Но ты же меня не в ведьмы будешь посвящать, а в готы. Там, — девчонка сделала неопределенный жест рукой, но Завулон понял, что она имеет в виду, опять-таки, Интернет, — написано, что для этого нужно пойти на кладбище и соприкоснуться с духами умерших. Или — пить вино из одного бокала, добавив туда по капле собственной крови. Я думала, раз мы не пошли на кладбище, то будем как раз пить вино…
— Выпить и правда не помешает, — Зед подумал, что поспешил, наверное, но — больно уж девица хороша. — Только не вина. У меня есть кое-что получше. Сейчас, — Артур вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с бутылкой виски "Jack Daniels" и двумя стаканами.
— Ого! — изумилась Алиса. — Слушай, а это… готично?
— Конечно, — кивнул Завулон. — Американские готы, к примеру, только его и пьют.
— Здорово, — улыбнулась школьница. — Зед, как я рада, что с тобой познакомилась!
— Это только начало, — произнес Артур. — Дальше будет еще круче.
Поставив бутылку и стаканы на журнальный столик, он подошел к резному комоду и достал оттуда несколько отпечатанных на принтере листов. — Вот, почитай пока, — протянув бумаги своей гостье, Завулон открыл виски. Алиса присела на диван.
"Посвящение в готы", — прочла она вычурный заголовок на первой странице.
— Нравится тебе в Ростове жить? — спросил пенсионер.
— Да не очень, — признался Гарик. — Скучно здесь, душно пыльно. И быдла полно кругом.
— Раньше здесь хорошо было, — мечтательно произнес старик. — Этот город когда-то звали "русским Чикаго". А еще — "азовским Ливерпулем" и "донским Вавилоном". Вон та улица, — собеседник панка махнул рукой в сторону Ворошиловского, — Большим проспектом звалась, а эта — сперва Загородней, а после уж — Большой Садовой.
"Странно, — подумал Гарик. — Вроде, до того, как Садовой стать, она улицей Энгельса называлась. Совки везде имена своих святош лепили".
Но дед, как тут же выяснилось, рассказывал ему не о советских, а о куда как более давних временах…
— Город наш быстро развивался, — говорил он. — В шестьдесят пятом году тут уже водопровод работал, а в первом — уж и трамвай электрический прошел.
Такого исторического мракобесия Гарик стерпеть не мог. Первый ростовский трамвай в две тысячи первом году? Ну ладно, водопровод в шестьдесят пятом, фиг его знает, как оно там, при совке на самом деле было — хотя тоже сомнительно. Но трамвай!
— Слушай, дед, ну что за пургу ты несешь? — от переизбытка чувств панк даже назвал почтенного собеседника на "вы", но тут же опомнился. — Ой, извините, я хотел сказать…
— Ничего, ничего, — улыбнулся старик. — Продолжай. Ты меня не обидел. Да что там — польстил даже.
— Я хотел сказать — с датами вы путаете что-то. Какой трамвай в первом году, когда эти трамваи уж лет сто, как по Ростову ползают?
— Давно здесь не был, — произнес старик. — Из эмигрантов я. Взял однажды и у… уехал. А теперь вот вернулся. Но насчет трамвая все верно я говорю — в тысяча девятьсот первом году он в Ростове и появился. Бельгийское акционерное общество учредило.
— А, в девятьсот первом! Ну, тогда понятно, — панк собрался сделать очередной глоток.
— Как сейчас помню, — сказал в этот миг сосед.
Гарик чуть было не выронил бутылку.
— Что?! — теперь-то он смотрел на деда как на сумасшедшего. — Что помнишь? — остатки вежливости покинули неформала. — Окстись, батька, тебе лет-то сколько?
— Много, сынок, — в тон ему произнес старик. — Очень много.
— Но не больше сотни же!
— И снова верно. Намного больше сотни. Вспомни, с чего мы начали разговор…
— С сатанизма. То есть, наоборот — с Христа. "Так вот, к чему он клонит, — сообразил Гарик. — Неужели правда?".
— Вот ты сказал мне сейчас — "окстись". А сам-то знаешь, хоть, что это значит?
— Не знаю, — признался панк. — Но так все говорят. А, нет, знаю! "Успокойся", вроде.
— А вот теперь не совсем верно. Слово это происходит от "окрестись", то есть — "крестным знамением осени себя". Как ты думаешь, станет такой человек, как я, это делать?
"Ну ни фига себе! — пронеслось в голове у Гарика. — Он или чокнутый на всю голову, или… А вдруг?".
Увлечение всевозможными оккультными и эзотерическими учениями в среде маргинальной молодежи — явление ничуть не менее распространенное, чем любовь к тяжелой музыке. Имена Алистера Кроули, Антона Шандора Ла Вэя и доктора Папюса можно услышать на тусовках почти столь же часто, что и названия наиболее популярных зарубежных рок-групп. Подавляющее большинство бульварных "магов" и "сатанистов" являются в этом смысле такими же позерами, как и в отношении собственно к субкультурам. "Это круто!", — взревел однажды со сцены волосатый дядька в кожаной сбруе, и готово — тысячи "ведьм", "колдунов" и "астральных путешественников" навечно влились в ряды бездольных рок-бродяг.