Выбрать главу

Видимо чувствовал, гад! А может умение какое. И это лишало меня шанса утаить следующую находку для более плотного изучения.

Чертовы нелюди!

— Не расстраивайся, что ничего не нашел. — решил подбодрить меня Клен на обратном пути. — Личной нормы нет. Хотя они все равно запоминают кто и сколько сдает. Со временем научишься выбирать места по-перспективнее. Ну и окрепнешь малек. А то хлипковат ты, Леон.

— Мне еще восьми нет. — буркнул я.

— Правда? — удивился мужчина. — Так ты совсем ребенок, получается. По твоей речи, я думал, тебе минимум двенадцать. Хотя я первый раз кирку тоже в семь взял. Было тяжко. Расскажешь еще перед сном про солнце?

«Мне уже двадцать три в сумме». — подумал я, но вслух сказал:

— Расскажу. Слушай, Клен, а железку эту можно снять как-то? — я подергал большим пальцем ошейник. — Или обойти.

— Подавитель-то?

Забыв, что иду вдоль бездонного провала, я оступился и едва не сверзился в пропасть. Клен меня вовремя подстраховал. Несколько задетых мной камушков улетели вниз вместо меня. Звука их падения я так и не услышал.

— Подавитель не снять. — как ни в чем не бывало продолжил невольник. А вот мое сердце стучало так, будто готовилось к конкурсу юных барабанщиков и намеревалось во что бы то ни стало войти как минимум в тройку лидеров. — И не обойти тоже. Они же для этого и сделаны. Во всяком случае, ни кто из ушедших о таком не рассказывал.

— Куда ушедших? — не понял я.

— К Кхазулдану, конечно. — пояснил Клен. — Он всех нас ждет в своих чертогах.

А. Умершие. Это понятно. Похоже имела место быть некая преемственность поколений. Передача опыта, житейских советов, легенд и все такое. Объяснимо даже упоминание дварфьего бога, ведь тот «отвечает» еще и за кузнецов, горн, металлы и полезные ископаемые. Не богу же света молиться в этих потемках? Тот, небось, вообще не знает о существовании подобной дыры.

— Надеюсь, терпением он не обделен. — проронил я, после чего понизил голос до шепота и спросил. — А что ни счет побегов? Удавалось кому-нибудь?

Прежде чем ответить, Клен посмотрел по сторонам и убедился, что в зоне слышимости нет нелюдей.

— Убежать можно только в Бездну. — так же тихо, как я, произнес он. — Но мы помним всех, кто пытался выбраться наверх. Они останутся героями в наших сердцах.

Не слишком обнадеживающая речь.

— Я сбегу! — безапелляционным тоном заявил я. — Мне нужно спасти семью.

— У тебя не выйдет. Но мы запомним твое имя тоже и будем передавать его вместе с остальными.

— Ты можешь пойти со мной.

— Когда поймают, Казематом не отделаться. — с печальным вздохом сообщил Клен. — Беглецов убивают. В назидание. Поэтому пытаются не часто. И поэтому мы чтим каждого, как героя. Я не герой.

— Но ты можешь им стать. — сказал я, и сразу понял, какой смысл вышел у этой фразы. — Я имею ввиду, что у нас может получиться.

— Нет. Я не пойду.

И тогда я решил действовать подло.

— Ты не хочешь своими глазами увидеть солнце? Почувствовать, как его лучи ласкают кожу? Вдохнуть принесенный ветром запах луговых цветов? Искупаться в ночном озере, отражающем искристую россыпь звездного неба? Полежать на траве, а не только на холодных камнях, отполированных ушедшими? Там, — я указал пальцем вверх, — есть и множество других вещей, о существовании которых ты даже не догадываешься. Я их видел. Я их осязал! Сможешь и ты. Мы вместе сможем!

Проползай неподалеку мифический змей-искуситель, уверен, он зааплодировал бы мне своими… Не знаю чем. Но без похвалы бы я определенно не остался. Сам от себя в шоке, как поэтично удалось завернуть. Впрочем, когда припрет, и не так раскорячишься!

Клен промолчал и даже немного ускорил шаг, пока не догнал другого шедшего перед ним невольника. И пусть ответа на свое предложение я не услышал, но почувствовал, что заронил в сердце пленника зерно сомнения. Теперь его требовалось взрастить, а заодно заразить идеей остальных. Вдвоем нам не справиться. А вот все вместе…

Я готов был пойти на что угодно, чтобы вновь увидеть родителей. И малыша Фила. Вновь почувствовать тепло их объятий и услышать смех. Жаль только, что Анна к нам уже не присоединится. Пусть она и была той еще занозой в заднице, но я любил ее. И буду любить. Так же, как безвременно покинувшую меня Мари. Они обе заняли особое место в моем сердце.

А потому, после вечерней трапезы я не стал отказывать подгорным товарищам по несчастью в их просьбе послушать об обыденных вещах поверхности. Более того — я декламировал так вдохновенно, что даже слепой, наверное, представил бы себе все краски заката, глухой услышал бы пение птиц, а лишенный языка инвалид почувствовал бы вкус маминого фирменного пирога с ежевикой.