У нас получится!
Такие мысли ураганом пронеслись у меня в голове, а в следующий миг я ощутил стальную хватку мозолистых пальцев на левой щиколотке, затем рывок, и вот я уже летел в Бездну вместе с прихватившим меня за собой Сранделем.
Чертова нелюдь, даже сдохнуть спокойно не может!
Кажется, Заркад что-то кричал. А может, кричал я сам. Или мы вопили в унисон, добавляя еще пару нот в и без того терзавшую шахту какофонию. Невозможно держать рот на замке, когда беспощадная гравитация тянет тебя в кромешную тьму, а в лицо потоком бьет ветер, выжимая непрошеные слезы. Кто не верит, пускай прыгнет на ходу из самолета. Только без рюкзака со нейлоновым куполом за спиной. Потому что у меня его не было.
Как и надежды на спасение.
Кажется, мы летели уже целую вечность. Или две. А может и пару секунд. Сложно оценить время, когда мысли в голове скачут, словно белки во время пожара, и ты ни одну не можешь даже разглядеть, не то что ухватить.
Внезапно из тьмы вынырнуло какое-то неясное очертание, приближавшееся со скоростью разогнавшегося поезда. Срандель встретил его первым. Раздался влажный, чавкающих звук, потом перестук, шелест, а в следующий миг что-то резко дернуло и обожгло мою шею. И снова смешанный с шелестом стук.
А затем пришла боль.
Болела грудь, спина, руки, ноги, голова, задница, живот — да вообще все! Возможно, кроме левой пятки. Но в общей агонии страданий вычленить этот островок спокойствия не представлялось возможным. А еще что-то горячее лилось по правой ключице, исчезая… да черт его знает где исчезая!
Я лежал, словно выброшенная в помойку надоевшая кукла, пытаясь собрать воедино хотя бы разлетевшийся на части разум. И первой осознанной мыслью после «Мама, роди меня обратно!», стало: «Черт побери, какого хрена я все еще жив⁈».
Судя по оперативному отчету на чем свет костерившего меня тела, мое положение в пространстве отличалось от горизонтального. Скорее наклонное. Ложем же служила некая груда выпуклых поверхностей, похожих на…
Да, в целом, без разницы на что похожих. Я явно доживал свои последние секунды. После такого падения не выживают. Наверняка у меня в теле не осталось ни одной целой косточки, кроме, разве что, все той же левой пятки.
Ей повезло.
А мне нет.
Эх, а ведь так хорошо все начиналось. Первая часть плана, как по нотам. Вторая тоже. Оставалось лишь дойти до Каземата, и к утру мы бы уже нежились под лучами ласкового солнца.
Солнце…
Жаль, что мне не доведется увидеть его перед смертью.
Прости, Фил, похоже спасать родителей тебе придется без помощи старшего братика. Прощай, мама. Прощай, папа. Прощай, Леуш. Здравствуй, Энн. И здравствуй, Мари… Ты, наверное, уже заждалась. Прости, что так долго шел к тебе. Скоро мы снова будем вместе. Я обниму тебя и, как в детстве, расскажу сказку. Твою любимую. Про…
— Эй, ты там долго валяться собираешься? — раздался у меня над головой сочившийся недовольством голос.
Какой раздражающий шум. Плевать. Скоро все закончится.
Мари, послушай сказку, о…
— Не то чтобы я куда-то торопился, но ты не думаешь, что стоило хотя бы поздороваться?
Эта история началась…
— Э-эй, молодой человек, я вообще-то к тебе обращаюсь!
Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет!
— Заткнись. — процедил я, приоткрыв на удивление подчинившуюся челюсть. — Не видишь, я умираю! Дай хоть сдохнуть спокойно.
— Да умирай сколько влезет, кто ж тебе запретит. — не унимался незнакомец. — Уж кто-кто, а я к смерти со всем почтением. Не чужие мы с ней. Считай, друзья.
Он захихикал, и этот звук походил на визг пилы патологоанатома, делающего вскрытие. И почему только такое сравнение в голову пришло? Видать предсмертная агония уставшего разума. Где вообще мой белый тоннель или что там положено? Сервис на нуле. И ведь пожаловаться некому.
— Ты умирай-то умирай, но сперва одеялко мое поправь. А то свалился на голову, как птичий помет, и лежит тут, ласты клеит. А мне что прикажешь делать? Эй, болезный, я тебя спрашиваю!
— Достал, гад. — выдохнул я. — Сейчас я тебе не только одеялко, но и здоровьице подправлю. Вместе будем белый тоннель искать.
Прости, Мари, придется немножко подождать.
Я с трудом разлепил глаза, но их все равно застилала полупрозрачная ядовито-зеленая дымка. А нет, не застилала. Она и вправду витала в воздухе и даже слегка светилась, благодаря чему мне удалось немного оглядеться.