Хотя, о чем это я. Конечно, для него это так и есть.
Но что на счет меня?
— И что же мне делать? — задал я главный вопрос.
— Проси прощения у тех, перед чем ты чувствуешь вину. — вынесла свой вердикт Пифия. — А если таких нет, то прости себя сам.
Вина…
Что ж, в этой жизни я сделал много того, за что другие захотели бы живьем сорвать с меня кожу и бросить подыхать в Диких Землях. Но я поступал так только потому, что считал это правильным, и исключительно во благо людей. Начиная с восстания в шахте Нионанда и заканчивая выслеживанием и убийством Инделлан. Без нее мир стал чище.
Я не мог припомнить ни одного поступка, о котором бы сожалел, и в котором повел бы себя иначе, появись у меня такой шанс. Даже тот год блаженного безделия с Дальнем Крутолуге, когда я вместо тренировок наслаждался любовью семьи. Ведь я бы в любом случае не смог остановить нападение нелюдей. Да и умения Некроманта у меня тогда еще не было.
Но если я ни в чем себя не виню, то откуда тогда стена?
И откуда на ней трещина?
Если припомнить, та появилась в Заманске, когда я тихо и мирно пил чай в компании старичка Порфирия. Кажется, тот первым назвал меня приятным собеседником или как-то в этом духе. Может тогда дело не только в самовосприятии, но и в том, как относятся ко мне другие? Или, скорее, в том, как я думаю, что они ко мне относятся.
И вот здесь действительно имелось кое-что, о чем я сожалел. Нет, я бы в любом случае поступил бы так снова, однако некое чувство вины все-таки присутствовало. И оно лишь росло с каждым днем, проведенным в обществе моего лучшего и единственного друга.
Вынырнув из внутреннего мира, я посмотрел в глаза Леуштилата. Судя по его заинтересованному взгляду, диалог с Пифией мы вели все-таки вслух, а значит он тоже узнал, что у некоторых людей могут возникнуть трудности с продвижением по лестнице развития. Что его немало удивило, ведь сам он с подобным не сталкивался.
Но сейчас не об этом.
— Леуш, помнишь Испытание Верности Умана? — спросил я.
— Конечно, дружище! — улыбнулся здоровяк. — Мы тогда еще Страхоклыка вместе забороли. Который теперь тебе служит. Классный он у тебя получился, кстати!
Вот ведь добрая душа…
— В тот раз убил нелюдей, которые пришли с тобой в Трещину. — произнес я холодным, как арктический лед, голосом. — Всех.
Улыбка на лице Леуштилата померкла и начала оплывать, словно сделанная из воска. По движению зрачков я буквально видел, как мысли одна за другой мелькают у него в голове. Как он вспоминает имена и образы тех, с кем путешествовал, кому помогал, и кто, возможно, протягивал ему руку помощи.
Он называл их друзьями. А я лишил жизни каждого из них.
— Знаешь, Леон… — наконец проговорил Леуш. Голос его был тверд. Но то была твердость скалы, нагретой солнечными лучами, а вовсе не прижатой к горлу остро наточенной стали. — Я никогда не понимал твоей ненависти к нелюдям. Они отняли у тебя семью, но ты уже отомстил. Всем. Даже Инделлан. И я отомстил вместе с тобой.
И это правда. Малрендила прикончили мы вместе. Но сколько еще таких же как мы со сломанными судьбами, но которые не могут поквитаться за причиненную боль. Не могут сбросить ярмо иномирских захватчиков. А то и вовсе рождаются и умирают с ошейниками, даже не подозревая, что где-то есть другая жизнь. Кто поможет им?
Вслух же я не сказал ничего, продолжая слушать друга. Сейчас не время для споров.
— В душе ты хороший. Я знаю. — глядя мне в глаза, произнес Леуш. — Ты единственный меня не оттолкнул, когда из-за умения от меня отвернулись даже родители. Я благодарен тебе за это по сей день и пойду за тобой хоть в огонь, хоть против всех демонов разом! Наверное, ты и правда хочешь, как лучше. Ты не маньяк и не садист. Ты… я не всегда понимаю, кто ты. Но я верю тебе. И я тебя прощаю, мой друг.
Добрая душа…
Заслужил ли я такого товарища?
Тем не менее, услышав слова Леуштилата, я почувствовал, будто мне стало легче дышать. Трещина же на стене существенно углубилась, и от нее даже отвалилось несколько отнюдь не маленьких кусков, растворившихся в воздухе.
Так вот о чем говорила Пифия. Я и вправду сам всю жизнь строю себе преграды, не позволяя двигаться дальше с накопленным грузом. В метафорическом плане, естественно. Я-то думал, что дело в эволюции или в моей странной связи с нашим Краеугольным Камнем. А оно вон как обернулось.
И все же проблем, судя по высоте препятствия, еще хватало. И с каждым разом они становились все сильнее. Вернее, я делал их такими. Однако, как я не напрягал память, но так и не мог вспомнить других случаев, где чувствовал бы вину перед кем-то.