Выбрать главу

Через два дня суда причалили к береговой излучине, поросшей низким кустарником и колючками. Песчаный берег тянулся, покуда хватало глаз, а у горизонта темнела громада столового утёса — Амар-Эдорета, Каньона Усопших, где в древности хоронили властителей тогда ещё независимого Лиам-Сабея. Легионеры высадились и построились. Их было двести человек — более чем достаточно для карательной экспедиции, которая им предстояла. При каждой сотне состояли следопыты и отряды лучников в десять человек. Они должны были прикрывать легионеров, если на тех нападут из засады. Конечно, последнее было маловероятным, но в Урдисабане привыкли всё делать по правилам. Может, этим и объяснялись военные успехи империи, покорившей и превратившей в провинции почти все близлежащие страны.

Солдаты двинулись вглубь страны. В центре ехал Ормак со своим оруженосцем, одетый в длинный зелёный плащ, под которым поблёскивала кольчуга. На поясе у него висел полуторный меч, а на голове красовался островерхий шлем с узким белым флажком. Он правил конём, опустив голову и размышляя о том, как лучше составить отчёт о карательной экспедиции, в успехе которой он не сомневался: если из дома, о котором рассказал Сафир-Маград, все давно сбежали, он устроит расследование и непременно схватит виновных. Даже если они будут невинны, как малые дети. Потому что империя требует расправ, и кого-нибудь наказать всё равно придётся.

Легионеры шагали несколько часов, пока не стемнело. Тогда солдаты остановились на привал, облюбовав для этого большую поляну. Выставили часовых и разбили палатку для Ормака. Следопыты тем временем развели костры, и воины принялись готовить пищу. Когда луна взошла на небо, и зажглись все звёзды, солдаты были сыты и отдыхали.

По представлению Квай-Джестры отряд должен был достигнуть указанного Сафиром-Маградом места через два дня. Он специально приказал высадиться так, чтобы идти практически по прямой (совсем срезать не позволяла дорога, петлявшая вокруг высоких, поросших елями холмов и время от времени попадавшихся утёсов).

Ормак спешил. Ему хотелось вернуться в Тальбон как можно скорее, ведь там оставался его соперник, Сафир-Маград. Квай-Джестра ещё не знал, как избавиться от него, и по вечерам составлял различные планы. Можно было действовать грубо и подставить противника под удар императора, используя, например, наветы через третьи лица. При связях Ормака сделать это нетрудно. Постепенно император перестал бы доверять своему любимчику, а затем, возможно, даже отдалил бы от себя.

Можно было поступить ещё грубее и проще: случайный удар ножом из-за угла, убийца исчезает в темноте и лабиринте улиц; или несчастный случай, оканчивающийся безвременной кончиной. При мысли об этом способе Ормак брезгливо поморщился. Решиться на подобные операции он считал ниже своего достоинства. Настоящий политик никогда не станет действовать столь грубо. Нет, он поступит по-другому: подготовит почву, сдобрит её ядом, а затем нанесёт сокрушительный удар по Сафиру-Маграду, после которого тот не сможет подняться. Несмываемый позор, не оставляющая шанса на спасение ловушка — вот приёмы, которыми следует пользоваться, если желаешь достигнуть вершин власти. Ормак усмехнулся и взглянул на чистое синее небо, искрящееся мириадами звёзд, — ночь выдалась ясной.

Глава 31

Ирвин открыл глаза и увидел, что находится в круглой каменной комнате, напоминающей огромный колодец. Дверей не было, а высоко над головой виднелась решётка, через которую светила оранжевая луна. Он встал сначала на четвереньки, а потом во весь рост и огляделся. Так вот, как выглядит мир мёртвых⁈ И здесь ему суждено провести вечность? В одиночестве, не видя ничего, кроме камней и кусочка неба над головой. Хотя могло быть и хуже: очнулся бы в каменном мешке, где со всех стороны вырывается огонь, и демоны мучают души умершихраскалёнными железными крючьями. Конечно, странно, что Раэллон оказался не таким, как его описывали жрецы на родине Ирвина, но ведь они могли и ошибаться. В конце концов, они тоже всего лишь люди. Ирвин усмехнулся этой крамольной мысли — разве он позволил бы себе думать так о жрецах, будь он жив?