Он обошёл свою темницу, потом вернулся на середину колодца и сел, подогнув под себя ноги. Вокруг царила мёртвая тишина. Ирвин решил ввести себя в транс, как учил его хозяин.
Да, хозяин… Всё-таки, он поступил жестоко, убив своего верного слугу. И несправедливо. Ирвин не хотел предавать его, напротив, он желал ему счастья. Ему и госпоже Маэрлинне. Но сделанного не воротишь. Из смерти нет возврата.
И потом, он ведь знал своего хозяина. Тот не прощал ничего и никому. Ирвин рисковал, но рисковал ради него… Грустно и обидно. Но теперь поздно сожалеть, ничего не исправишь. Ирвин прикрыл глаза и сосредоточился. Он хотел впасть в транс, чтобы уяснить для себя свой новый статус. Чтобы не сойти с ума в этой тюрьме, нужно было найти в ней что-то хорошее, смириться с тем существованием, на которое обрекла его смерть. Ирвин хотел найти смысл… нет, не жизни, конечно. Скорее, смерти.
Ормак Квай-Джестра сидел в своём походном шатре и лениво пробегал глазами свиток с показаниями, не обращая внимания на крики, доносившиеся снаружи, где были расставлены жаровни, на которых палачи медленно поджаривали захваченных в результате карательной экспедиции людей.
Первому Советнику удалось отыскать дом в месте, указанном Сафиром-Маградом, и даже перехватить небольшую группу «заговорщиков» — двенадцать человек, среди которых были три профессиональных воина и два аристократа. Правда, старика, о котором говорил Сафир-Маград, там не оказалось, и это раздосадовало Ормака, который с удовольствием потолковал бы с ним о том, кто и зачем построил дом в лесной глуши. Впрочем, Ормак утешался надеждой, что кому-нибудь из пленников известно достаточно, чтобы отчёт о проведённом расследовании оказался впечатляющим. Во всяком случае, он приказал палачам сделать всё возможное, чтобы добиться признаний.
Ормак вздохнул и откинулся на спинку кресла. Пока заговорили только трое: один крестьянин и два ремесленника. Это были мелкие сошки, и всё, что они знали, уместилось на одной странице. Их наняли помочь перенести вещи из дома в лесу до границы с Шуаданской провинцией. Зачем и кто — неизвестно. Ничьих имён при них никто не называл. Ормак почти верил этим троим, но отпускать, конечно, не собирался. Всегда оставалась вероятность, что они просто прекрасно владеющие собой шпионы. Лучше перестраховаться.
В палатку заглянул ученик палача и почтительно склонился.
— Что⁈ — спросил Ормак резко. — Говори быстрей!
— Ещё один хочет дать показания, господин, — ответил ученик, не поднимая глаз.
— Кто?
— Тот, что всё время кричал, что ничего не понимает, — ученик криво усмехнулся. — Мол, он оказался в лесу случайно.
— Идём, — Ормак поднялся и вышел из палатки.
На улице стоял запах горелого мяса. На жаровнях корчились люди, некоторые были без сознания, и палачи усердно поливали их из вёдер холодной водой.
— Сюда, господин, — указал ученик палача, следуя на шаг позади Ормака.
— Это он? — Первый Советник невольно поморщился при виде обезображенного человека, которого ещё несколько часов назад видел совершенно здоровым.
Теперь его трудно было узнать. Впрочем, Ормак, привыкший к подобным зрелищам, не чувствовал отвращения, ему просто неприятно было видеть нечто настолько неэстетичное.
— Да, господин, — подтвердил ученик.
К Ормаку приблизился палач в красной плоской шапочке и с закатанными до локтей рукавами. Он держал раскалённые щипцы.
— Этот человек хочет говорить, — сказал палач с самодовольной улыбкой.
— Ты настоящий мастер, — похвалил Ормак. — Позовите писца.
— Он уже здесь, — ответил палач, указывая на худого человека в серых одеждах, стоявшего поблизости с пером и чистым свитком.
— Я не заметил тебя, Джаррат, — сказал Ормак. — Подойди.
Когда писец приблизился, Ормак кивнул палачу, и тот, крякнув, подошёл к своей жертве. Ткнув её кулаком, он сказал: